Воины Солнца и Грома
Шрифт:
Михримах решительно взяла знамя в руки:
— Химинду! Дай сюда свое копье. Ларишка, достань иглу и нитки.
Парфянка обернула край знамени вокруг древка, и Ларишка быстрыми умелыми стежками закрепила полотнище. Михримах окинула взглядом дружинников:
— Ну вот. Теперь вы не просто охотники за невестами. Вы… мы все — воины Солнца, и наш враг — сам Разрушитель. Вишвамитра! Ты понесешь наше знамя.
— Харе Кришна! — Кшатрий прижал алый шелк к губам.
Ардагасг невольно вспомнил Гелиодора и его кришнаитов и подумал: «Как, выходит, по-разному можно верить в одного и того же бога».
Вима озабоченно потер затылок. Да, хозяйкой в стране
— Поедем равниной, через вишнуитские села. Брать с собой будем только тех, у кого есть кони — таких, правда, в селах немного. Остальные пусть вооружаются и ждут, пока мы вернемся с саками и яудхами, К ним мы должны успеть как можно быстрее, поэтому нигде задерживаться не будем, Дружина, за мной!
Царица улыбнулась и благосклонно кивнула своему полководцу.
На улицах Таксилы вино лилось рекой, отборными яствами угощались даже последние бедняки из самых низших каст. Щедро оплаченные музыканты, танцовщицы, фокусники потешали народ. Царь Стратон праздновал свое воцарение. Он, потомок эллинских завоевателей Индии, вернул престол своих предков, покарав Пакора, убийцу царя Фраата. Куда делась дочь Фраата — никто не объявлял. Говорили, что ее похитил какой-то тохарский князь и сгинул вместе с нею в страшных пещерах под ашрамом Шивы.
Глядя на веселящуюся толпу, Валерий Рубрий, новый начальник пехоты, презрительно кривил губы. Чернь всюду одинакова: за хлеб и зрелища стерпит любого тирана. Тем более здесь, на Востоке, где рабство у всех в крови. Что ж, чернь и не должна решать, кто и как будет править страной. Это, кажется, поняли даже в Риме, хоть и продолжают вздыхать о республиканских добродетелях.
Римский всадник не знал народа, которому взялся давать царей, народа, который сейчас покорно расступался перед ним. Иначе заметил бы, сколь ненавистно всякому вишнуиту имя царя Кансы, гонителя Кришны. Превыше всех в земном мире — царь, но превыше царя — его дхарма, священный долг. От дармового угощения и выпивки бедняки не отказывались, и яркие зрелища индийцы меньше любить не стали. Но никого не радовал вид эллинов, разрядившихся в лучшие одежды и расхаживавших по городу, словно по невольничьему рынку. И не так слепы были горожане, чтобы не замечать похоронных процессий знатных и; не очень знатных людей, погибших в Ночь демонов. Мало кого радовали и заросшие аскеты, размахивавшие трезубцами и призывавшие разрушить «капище млеччхов» — храм Михра. Одного такого слугу Разрушителя слон Аянт схватил хоботом за волосы, завязанные узлом, и перебросил через ограду храма. Кое-кто говорил, что это был сам Шиваракшит и что он вдруг наткнулся у храма на такую магическую защиту, против которой были бессильны все его чары.
Вскоре крестьяне, приехавшие на базар, стали вполголоса рассказывать: царевна Михримах жива и собирает именем Солнца большое войско. А Фраата убил и пытался принести его дочь в жертву Шиве новоявленный царь, в которого вселился ракшас. Но Сурья послал на помощь царице чудесных воинов, которые истребили в подземельях двенадцать царей-ракшасов и еще больше пишачей и ветал. Недаром у одного из тех воинов волосы золотые, как у самого Солнца.
А в полутемных лавках, где не опасались соглядатаев, слышались и вовсе смелые речи: «Готовьтесь. С севера, из-за Инда, придет справедливый царь. Его зовут Куджула Кадфиз, а прозывают Дхармадаса, потому что он служит только дхарме. В руке его меч-молния с солнцем на перекрестье, страшный ракшасам и их рабам. Впереди его войска — сам Вишну Калкин, красный всадник. Сын Куджулы уже здесь. Кто поднимет меч против него — родится чандалой. Не идите в войско царя-ракшаса, идите к царице Михримах и младшему Кадфизу. Так велит Солнце!»
На пологом берегу Инда раскинулось словно бы кочевье, перенесенное сюда из далеких ковыльных степей. Те же кибитки, юрты, стройные кони, гордые длинноволосые воины в узких штанах и высоких башлыках. Здесь стояла сакская конница. Чуть поодаль разместились со своими колесницами вольные кшатрии из Яудхеи. В это утро из лагеря саков выехали, не скрываясь, но и без особого шума шестеро князей во главе с начальником конницы Аспавармой. Вскоре к ним присоединитесь трое предводителей яудхов. Ехали будто бы на охоту, с собаками и гепардами. Мало кто в обоих лагерях догадывался, что вожди решили подальше от своих воинов (и от возможных соглядатаев) обсудить тревожные, а главное, противоречивые вести, что приходили из столицы и даже из соседних селений.
Девять вождей недалеко отъехали от станов, когда перед ними неожиданно вынырнул из зелени садов отряд в три десятка всадников. Среди них можно было узнать и тохар, и горцев из Бандобены, и индийцев. Последние были без доспехов, с одними копьями и луками.
— Саки! Перед вами ваша законная царица Михримах!
Только теперь князья узнали в одетой по-сакски девушке с мечом у пояса дочь Фраата.
— Царица? А что же с царем Фраатом? И что вообще творится в Таксиле?
— Мой отец убит неблагодарным Стратоном, сыном Гермея.
— Мы слышали, что убийца — Пакор, сын Гондофара, и что он покаран Стратоном, — недоверчиво покачал головой высокий, жилистый Аспаварма.
— Значит, Стратон избавился от сообщника. Он и меня отдал на расправу мерзким жрецам Шивы…
В темных глазах Аспавармы блеснула радость охотника, подкараулившего редкую дичь. Теперь или никогда!
— Вы слышите, саки? Владычество парфян в Индии кончилось! А яванские цари нам и подавно не нужны. Восстановим наше, сакское, царство!
— А царем, конечно же, будешь ты? — прищурился худощавый, с ястребиным носом князь Раджавула. — Потомок царя Аза, царя Моги, еще и великих царей саков в Семиречье…
— Да уж не ты, князь болотного племени апасиаков. Тебе только болотами и править.
— Мой предок Аспандак-Железноконный завоевал Бактрию и Дрангиану, пока твои великие предки отсиживались на Крыше Мира.
— А я — потомок Сакесфара, царя сакарауков, — вмешался круглолицый, добродушный князь Джихоника. — Это благодаря ему Аспандак с Гераем победили яванов.
— Спросите своих воинов, кто из вас достоин царства, — пожал плечами Мадхава, вождь кшатриев. — У нас, яудхов, царей выбирает народ.
Михримах закусила губу, с трудом сдерживая слезы. Она, парфянка, не нужна была никому из этих потомков степных воителей. Но ведь и ее предки пришли из степи каких-то три века назад…
— Да никто из вас не годится в цари! — подал вдруг голос Ардагаст. — Ваши отцы растаскали на части царство саков, объявили себя великими сатрапами, стратегами и еще Ахриман знает кем, и грызлись между собой, пока не пришел Гондофар и всех не покорил. И никто не рискнул назваться царем, чтобы не подвергнуться испытанию огненным золотом.