Воины Вереска
Шрифт:
— У хозяина лошади лучшие! Во всей Шотландии краше не найдешь!
— "Хозяина"? — она склонила голову набок:- Так ты, получается, у лорда МакДональда служишь?
— Ага, — кивнул тот. — Старшим конюхом! Чудо просто, как свезло, госпожа. При таких-то лошадках да такое жалование!
— Ценит тебя сир Малькольм? — Нэрис тихонько фыркнула, глядя, какой неподдельной радостью светится лицо конюха. Да уж, точно парень по призванию служит! Ему, пожалуй, и золота не надо — лишь бы к "лошадкам" поближе…
— Ценит, дай бог ему здоровья, — кивнул тот. — Хороший хозяин.
— А
— Шон, госпожа, — снова улыбнулся он. Улыбка была простоватая, но открытая и добродушная. — А вы, верно, супруга кого из гостей? Даже странно, леди до лошадей обычно не большие охотницы… Кроме хозяйки, конечно!
— Леди Агнесс любит лошадей?.. — удивилась она. — Очень разносторонняя женщина, однако… Ой! Какой малыш!
Нэрис в умилении прижала ладони к груди. Меланхолично жующий травку тяжеловоз отошел на новое место, и сразу за ним обнаружилась снежно-белая тонконогая кобылка, у которой под брюхом крутился такой же снежно-белый жеребенок. Малыш, словно почувствовав, что на него смотрят, повернул головку и поглядел на Нэрис огромными темно-фиолетовыми глазами. Девушка едва не расстаяла на месте…
— Это вы про Флору? — улыбнулся Шон, глядя на расстроганную молодую леди. — Она у нас совсем малышка еще, и трех недель не исполнилось! А уже такая умница, что диву даюсь…
— Арабской породы, верно? — Нэрис умиленно вздохнула. — Копия матери. Будет красавицей!
— Да уж, — с плохо скрываемой гордостью проговорил конюх, любовно глядя на жеребенка. — Уж на что Розалинда наша хороша, а Флора и того краше! Уж как хозяин-то ее обожает!.. И то сказать — не зазря… Такую-то принцессу!
— Ты прямо как о собственной дочери говоришь, — весело фыркнула она. Шон смущенно потупился и развел руками:
— Так ить оно навроде того и есть! Розалинда у нас первородка, выжеребка тяжелая была, уж боялся, что обеих потеряем… Считай, всю ночь мы с ней вдвоем маялись, сам едва не родил!.. — он рассмеялся и махнул рукой. — Да что там — я! Вон, хозяин, даром что семь раз как отец, и то у денника до утра самого бродил… переживал! Очень уж мы Флору-то ждали…
Он тихонько, призывно засвистел. Белая кобыла подняла голову и, дернув аккуратными ушками, изящно засеменила к загородке. Жеребенок вертелся у ног матери, смешно подкидывая длинные и еще не очень послушные ножки.
— Пора их в тепло, — пояснил старший конюший, погладив подошедшую Розалинду по бархатному лбу. — Не лето, чай, к вечеру захолодает, а Флора мала еще, ей долгие прогулки могут во вред пойти… Да вы ее за ушком-то почешите, госпожа, не бойтесь! Она это страсть как любит!..
— А можно? — наслушавшись о "долгожданности" и исключительности белоснежной малышки, Нэрис уже боялась лишний раз на нее и посмотреть — мало ли что!
— Да что ей сделается? — расхохотался Шон, поднимая с земли корзинку и запуская туда мозолистую пятерню. — Говорю же — почешите, она любит!.. И вот еще, берите, клеверу Розалинде насобирал, медвяного, насилу нашел, не лето уже, все-таки… она, красавица моя, очень уж его обожает! С детства самого! Как зимой без него будем — ума не приложу…
— Его и сейчас-то найти трудно, — Нэрис сложила ладони ковшиком, и Шон осторожно ссыпал туда добрую горсть ароматных соцветий. — Балуешь ты ее!
— Дак… как же не баловать? — мягко улыбнулся парень, наблюдая, как кобыла деликатно берет бархатными губами лакомство из рук девушки. Малышка Флора бестолково крутилась рядом, доверчиво тыкаясь носом то матери в брюхо, то в руки Нэрис, то в дерево загородки. Заласканная и привыкшая к людям с самого рождения, она и не думала чего-то пугаться. Наоборот — ей всё вокруг было ужасно интересно… Леди МакЛайон, скормив арабской красавице весь клевер, осторожно почесала за ушком жеребенка:
— Ну надо же, аж жмурится от удовольствия… И глаза какие! Послушай, Шон, а ты не знаешь, сир Малькольм себе ее оставит, или продавать думает, как подрастет?
— Пока что не определился еще, — пожал плечами конюх, набрасывая на Розалинду повод. — Но скорее всего оставит, уж больно хорошая кобылка получилась! А вам зачем, госпожа?.. Али себе хотели?
— Да уж точно не отказалась бы! — честно ответила девушка, глядя, как жеребенок, смешно подскакивая, бежит за матерью к выходу из загона. — Но сомневаюсь, что лорд МакДональд ее продаст… А если все-таки надумает — цена будет точно заоблачная!
— Это да, — согласился Шон, снимая засов на воротах загона и осторожно выводя свою подопечную вместе с ее дитятей. — Вы не представляете, во что хозяину Розалинда обошлась! В пол-Тиорама, ей-богу не вру!.. И для случки жеребца племенного специально выписывали… Ужасть, просто прорва золота! Так что Флора, случись ее продать, стоить будет — немерено!..
— Да уж… — вздохнула девушка, помогая снова закрыть ворота и опустить тяжелый засов. — Королевский подарок, такое животное не каждый себе позволить может! — она помолчала и спросила нерешительно:- Шон, а можно я потом к ним еще на конюшню зайду?
— Понравились? — расплылся в понимающей улыбке конюший. — Оно и понятно, лошадки чудные… Конечно приходите, госпожа! Только упредите хозяина, а то он страсть как за лошадок боится, конюшни с собаками охраняют, как бы вас не напугали. А то, если хотите, я сам ему скажу, и вас встречу?
— Хорошо! — кивнула она. — Меня зовут Нэрис. Нэрис МакЛайон. Я тогда зайду после ужина…
— Мы вас будем ждать! — снова улыбнулся парень, потрепав белоснежную кобылу за шелковую гриву. — Все трое!.. Флора, Флора, куда?! Ах ты егоза такая…
Торопливо отвесив прощальный поклон, старший конюший лорда МакДональда, намотав для верности повод на руку, бросился ловить шустрого жеребенка. Нэрис проводила троицу взглядом и вздохнула. Ах, чудо, что за лошадь! И малышка тоже под стать матери вырастет… "Интересно, — подумала девушка, углубляясь в редкий перелесок, — а нам такая красота по карману? Надо будет спросить у Ивара… В конце-концов, вместе со мной он получил очень солидное приданое, а что получила я? Кольцо, новую фамилию и неприятности?.. Вот раз он весь такой влиятельный — пускай сделает жене подарок, уговорит сира Малькольма продать нам Флору! И будем считать, что это моральная компенсация — в счет моих нервов, безвозвратно утерянных в результате замужества…"