Воины

Хобб Робин

— Джентльмены, — сказал Вольф, повысив голос, — знайте, что я предпочел бы скорее написать эти строки, нежели взять Квебек!

В лодке слегка зашевелились, послышались негромкие смешки.

«Я бы тоже! — подумал Грей. — Поэт, который их написал, сейчас небось сидит у уютного камелька где-нибудь в Кембридже кушает булочки с маслицем, а не готовится карабкаться на гору, рискуя своей задницей!»

Интересно, что это было — обычная театральность, столь свойственная Вольфу? «Может быть... а может быть, и нет», — подумал он. Сегодня утром он встретился в уборной с полковником Уолсингом, и тот мимоходом упомянул, что Вольф накануне вечером доверил ему подвеску и поручил передать ее мисс Ландрингем, с которой он был помолвлен.

Впрочем, ничего необычного тут не

было: все оставляют свои ценные вещи друзьям накануне жаркой битвы. Если тебя убьют или тяжело ранят, твое тело могут ограбить до того, как друзья сумеют его выручить. Не у всех ведь есть надежные слуги, которым можно доверить такое. Ему самому друзья не раз поручали на время боя хранить их табакерки, карманные часы или кольца: до Крефельда он считался счастливчиком. Сегодня ему никто ничего не поручал...

Он машинально подвинулся на скамье, почувствовав перемену течения, и сидевший рядом Саймон Фрезер, качнувшись в противоположном направлении, толкнул его.

— Pardon! [27] — буркнул Фрезер. Накануне, за обеденным столом, Вольф заставил их всех читать стихи на французском, и все сошлись на том, что у Фрезера самое лучшее произношение: он несколько лет назад сражался на стороне французов в Голландии. Так что, если их вдруг окликнут часовые, отвечать будет он. Грей подумал, что Фрезер сейчас, несомненно, старается думать исключительно по-французски, пытаясь пропитать свой мозг этим языком, чтобы от неожиданности не вырвалась английская фраза.

27

Простите! (франц.)

— De rien [28] , — буркнул в ответ Грей, и Фрезер негромко хмыкнул.

Ночь была пасмурная, небо было исполосовано обрывками расходящихся дождевых облаков. Это к лучшему: поверхность реки была неровной, на ней играли тусклые неверные блики, обозначая то камень, то плывущую по воде ветку. Но все равно, толковый часовой не сможет не заметить целого каравана лодок.

Лицо немело от холода, но ладони вспотели. Грей снова коснулся кинжала у себя за поясом — он сознавал, что трогает его каждые несколько минут, словно сомневается в его существовании, однако ничего не мог с собой поделать. Впрочем, его это особо и не беспокоило. Он напрягал глаза, высматривая впереди отблеск беспечно разожженного костра, внезапно шевельнувшийся валун, который окажется вовсе не валуном — что угодно.

28

Ничего (франц.).

«Далеко ли еще? — гадал он. — Две мили? Три?» Он никогда не видел этих утесов и не знал точно, далеко ли от них до Гареона.

Шум воды и легкое колыхание лодки начали убаюкивать его, несмотря на напряжение, и ему то и дело приходилось встряхивать головой и широко зевать, чтобы избавиться от дремоты.

Когда с берега наконец окликнули: «Quel est c’est bateau?» [29] , этот крик показался чем-то совершенно неважным, вроде голоса ночной птицы. Но в следующее мгновение Саймон Фрезер до хруста сдавил его руку, набрал в грудь воздуха и крикнул:

29

Что это за лодка? (франц.).

— Celui de la Reine! [30]

Грей стиснул зубы, с трудом сдерживая бранный возглас. Он подумал, что, если часовой потребует пароль, он, скорее всего, останется калекой. Однако в следующее мгновение часовой бросил: «Passez!» [31] , и смертельная

хватка Фрезера разжалась. Саймон дышал, как кузнечные мехи, но однако толкнул его в бок и шепнул:

— Pardon!

— De rien, бля! — пробормотал Грей, растирая руку и осторожно шевеля пальцами.

30

Лодка королевы! (франц.)

31

Проплывайте! (франц.)

Они были уже близко. Людям не сиделось на месте куда сильнее, чем самому Грею: они проверяли оружие, одергивали мундиры, покашливали, сплевывали за борт, готовились к высадке. Однако миновало еще целых пятнадцать минут, прежде чем они начали забирать к берегу — и из темноты их окликнул другой часовой.

Сердце у Грея сжалось, точно кулак, и он едва не ахнул — все старые раны внезапно заныли разом.

— Qui etes-vous? Que sont ces bateaux? [32] — подозрительно осведомился француз.

32

Лодки с провизией! Тише, англичане близко! (франц.)

Нa этот раз он был готов и сам схватил Фрезера за руку. Саймон подался вперед, к берегу, и хрипло ответил:

— Des bateaux de provisions! Taisiez-vous — les anglais sont proches! [33]

Грей почувствовал безумное желание расхохотаться, но не стал. На самом деле, «Сазерленд» и впрямь был близко: он стоял ниже по течению, вне досягаемости пушек — и лягушатники наверняка об этом знали. Как бы то ни было, часовой вполголоса отозвался: «Passez!», и караван лодок проскользнул мимо, благополучно миновав последний поворот.

33

Лодки с провизией! Тише, англичане близко! (франц.)

Дно лодки заскрипело по песку, и половина людей тут же выпрыгнули за борт, вытягивая ее на берег. Вольф отчасти выпрыгнул, отчасти вывалился из лодки — он был крайне возбужден, от его мрачности и торжественности не осталось и следа. Они пристали к небольшой отмели, у самого берега, и другие лодки приставали следом за ними. Черные фигуры кишели на берегу, точно муравьи.

Двадцать четыре шотландца должны были первыми вскарабкаться на утес, разведав и по возможности расчистив дорогу, поскольку утесы были защищены не только своей крутизной, но и засекой, завалом из срубленных деревьев. Массивная фигура Саймона растаяла во мраке, его французский акцент тотчас сменился свистящим гэльским выговором. Нельзя сказать, чтобы Грей пожалел

о его уходе.

Он не мог сказать, отчего Вольф избрал для этой цели именно шотландцев: то ли оттого, что они привычны карабкаться по скалам, то ли оттого, что ими не жаль было пожертвовать. Скорее по второй причине. Как и большинство английских офицеров, Вольф относился к горцам с недоверием и легким презрением. А ведь эти офицеры, но крайней мере, никогда не сражались с ними — точнее, против них.

Отсюда, от подножия утесов, Грею было их не видно, зато слышно: шарканье ног, время от времени лихорадочное царапанье, шорох осыпающихся камешков, натужное кряхтение и сдавленные возгласы, в которых Грей узнавал гэльские наименования Господа, Богоматери и разнообразных святых. Кто-то рядом с ним достал из-за ворота четки, поцеловал подвешенный к ним крестик, потом снова сунул их за пазуху и, ухватившись за деревце, растущее на голой скале, рванулся вверх. Грей мельком увидел развевающийся килт, болтающийся на поясе палаш — а потом все поглотила тьма. Он снова коснулся рукояти кинжала — других талисманов у него при себе не было.