Воитель
Шрифт:
Я откатился в сторону и стал приподниматься, а ефрейтор последовал моему примеру. Как раз из-за туч выглянула луна, и практически сразу мы увидели противника. Два вражеских солдата оказались на открытом месте, и я прошептал Сойкину:
– Твой слева, мой справа. Огонь!
Словно на полигоне, я вскинул автомат, поймал в прицел ромея и потянул спусковой крючок.
Короткая, в три-четыре патрона, очередь превратила лицо противника в кровавую кашу, и я увидел, как во все стороны полетели кусочки костей и мяса. Это первый человек, которого я убил в этом
Мертвые ромеи еще не успели упасть, а мы уже перенесли огонь по следующим целям и остальные бойцы нас поддержали. Автомат ТК-60, который был у меня, оружие хорошее и проверенное, совместное изобретение конструкторов Талого и Кулешова, калибром 7.62 мм. Как и десятизарядные винтовки К-45, которые были у пехотинцев. Они гораздо лучше ромейских «василисков» и «окрисов», и на противника обрушался свинцовый смерч. Теперь уже мы имели преимущество и вражеские солдаты, которые не ожидали, что им окажут сопротивление, побежали.
– За ними! Вперед! – мой голос заставил солдат броситься в погоню.
Не разбирая, что впереди, я бросился за ромеями. Ветки хлестали по лицу, и была высока вероятность оставить в кустарнике глаза или напороться другим, более важным, органом на сук. Однако мне было все равно, потому что подгонял азарт, и спустя несколько секунд я оказался на дороге, где обнаружил полугусеничный бронетранспортер. Возле него четыре ромея, один из которых ранен. Они меня заметили, и кто-то успел метнуть ручную гранату.
«Плевать! – промелькнула у меня мысль. – На все плевать! Успею отстреляться!»
Выпустив в противника остатки магазина, я свалил двоих и рванулся к бронетранспортеру, присел, и за спиной взорвалась граната. Она упала в придорожную канаву, поэтому большая часть осколков ушла вверх, а мне досталась остаточная взрывная волна, и я полетел на дорогу.
Падение! Лицо соприкоснулось с пыльной дорогой, и я ощутил во рту солоноватый привкус крови. Сразу замутило, может быть, от контузии или от пыли, а затем меня вывернуло.
Все стихло и я медленно, пошатываясь, поднялся. Хорош ведьмак, нечего сказать. В блевотине, в крови и в грязи, в правой руке автомат, а с левой ладони капает кровь. Видимо, в кустарнике поцарапался.
– Вы в порядке!? Господин поручик! Слышите меня!?
Голос Сойкина. Я отыскал его взглядом и обнаружил в броневике.
– Да… - прохрипел я.
– Уходить надо, господин поручик!
Нас осталось трое, мы с ефрейтором и один пехотинец. Бронетранспортер на ходу, управление простое и Сойкин раньше был механиком. Поэтому он занял место водителя, а я, немного оклемавшись, нашел в кустарнике тела наших погибших солдат и забрал документы. Собирать трофеи и оружие не стал, не было времени. Что оказалось рядом, бросили в броневик и рванули куда подальше. Для начала по грунтовым дорогам-летникам, по направлению к Диверскому лесу, который находился от нас в двадцати километрах.
Мы поступили так, по наитию, не сговариваясь. Просто устали прятаться, а небольшая победа над ромеями пьянила. Вот мы и помчались напролом. Авантюра, конечно. Но нам повезло.
Вражеские патрули бронетранспортер не тормозили, принимали нас за своих. И на рассвете, добравшись до окраины Диверского леса, мы соединились с более крупным отрядом из 4-го армейского корпуса. Правда, сначала нас приняли за ромеев и едва не влепили в борт броневика заряд из РПГ, но все обошлось. В первую очередь потому, что офицер, который командовал заслоном, узнал меня. Вернее, Видова. Звали его Дементьев, а чин у офицера казачий – есаул, и он, как и покойный Стойко Видов, был из группы полковника Марьина. Поэтому, как только разобрались, кто мы, он подскочил ко мне, обнял за плечи и спросил:
– Ты как выжил, поручик?
– Повезло, - ответил я.
– А я уж думал, что все – конец тебе. Мина рядом с тобой упала.
– Да, - согласился я с ним и прикоснулся к голове. – Контузило меня, и я сознание потерял, а потом оклемался и в кустарник уполз. Там окончательно в себя пришел и солдат встретил.
– Везунчик, - есаул кивнул и потянул меня вглубь леса. – Пойдем, поручик. Надо тебя врачам показать.
5.
Я проснулся от того, что услышал плеск воды, а потом ворчание есаула:
– Чистоплюи, мать их… Господа-офицеры в белых перчатках… Честь… Дураки… Когда уже начнете понимать, что война идет…
– Василий Григорьевич, - вылезая из тени дерева, обратился я к Дементьеву, - ты чего ругаешься?
Он стоял на коленях возле ручейка, обернулся и я заметил, что его руки в крови.
– Понимаешь, Стойко, - есаул продолжил смывать кровь. – Солдаты пленных взяли. Двух наемников. Оба из Восточного легиона. По-словенски они не говорят, но у нас многие офицеры турецкий и ромейский язык знают. Ты вот знаешь?
В голове сразу мысль:
«А вдруг это проверка? Знал покойный Стойко Видов иностранные языки или нет? Скорее всего, знал, все-таки образованный человек из приличной семьи. Но я их не знаю. Поэтому надо отвечать уклончиво».
– Немного, - я пожал плечами и спросил: - Так в чем дело-то?
– Я начал допрашивать турка, и делал это, как привык, то есть сразу его ломал. А эти чистоплюи, горе-переводчики, хай подняли. Говорят – негуманно я поступаю, против чести и законов. Ну и как это назвать? Мы в окружении, информация нужна, а они запрещают мне из пленных сведения выбивать.
– И что дальше?
– А ничего. Пришел полковник Семерня и приказал оставить пленных в покое. Я все исполнил и он сам с ними беседу начал. А они разговаривать отказались, и полковник знаешь, что сделал?
– Что?
– Утерся.
– Крепкие пленники попались, с гонором.
– Не в этом дело, Стойко. Просто они поняли, что их мне не отдадут. А еще они уверены, что мы недочеловеки и кругом ромеи, которые смыкают колечко и скоро их вытащат. Поэтому вскоре нам конец.
– Я понял, Василий Григорьевич.