Вокабула
Шрифт:
– Господин, простите меня! Я не знаю, что на меня нашло! Я… – в который раз завел свою шарманку надзиратель.
– А какая вторая, господин эхисир? – перебил причитания Огируяцу, насмешливый голос Хошета.
– А вторая, – не оборачиваясь, а все так же смотря в глаза надзирателя, спокойно ответил Тагальтек. – Ты выбрал не ту рабыню.
Вся орава обеспеченных и умных, что ни маловажно, мужчин, с улыбкой тут же посмотрела на меня. Ну да, конечно – знали-то все, правда, вслух никто не говорил. Я скромно потупилась, желая слиться со стеной, жаль та была довольно-таки далеко – метра три, не меньше.
– Так всё, закончили, –
– А ты что будешь делать? – хитро спросил господин Тиури. – Муштру же отложили на потом.
– Я и не собирался воспитывать.
– А что тогда? – пожалуй, только лучший друг мог так разговаривать с Эрэдом Хошетом.
– Лишь напомню о манерах.
– Ааа, – протянул эхисир. – Только сильно не увлекайся, тебе еще работать сегодня.
– Иди, проверяй и наводи лоск, тут уж я сам как-нибудь разберусь. – Боги, а можно я тоже пойду, куда-нибудь, что-нибудь доделывать! Оставаться тут с эхисаром мне хотелось меньше всего на свете.
– Ну, это не факт. Она Оги в одиночку уделала. Ты конечно сильнее, но…
– Тагальтек! Иди, работай! – вышел из себя господин Хошет, но при этом как-то умудрился не повысить голоса. Чудеса и только. А эхисир, смеясь, покинул вместе со всеми данное помещение, даже надзирателя не забыли, и плотно закрыл дверь снаружи.
– Тебе не надоело? – спустя пару минут гнетущей тишины, спросил Хошет.
– Что именно господин эхисар? – все так же, не поднимая головы, спросила я.
– Ой, прекрати. Покорность тебе не к лицу. И хватит смотреть в пол, все эти рабские правила не для тебя. Спорим, ты их даже не знаешь?
– Вы правы, господин эхисар, – боги смилуйтесь, пусть он побеситься и отпустит. Ну не хочу я снова выслушивать всякую чушь.
– Я. Сказал. Подними. Голову. – И каждое слово, как удар плетью. Пришлось подчиниться. Раз уж строю из себя рабыню, надо до конца отыгрывать выбранную роль. А он стоял напротив, всего в трех шагах от меня. Такой же, как и всегда – безупречно идеальный. – Я жду ответа.
– Я не понимаю вопроса, – левой почкой чую, влетит мне сейчас.
– Совсем? – я кивнула. – Хорошо, я повторю, – начал Хошет, медленным шагом приближаясь ко мне. Я естественно попятилась назад, все так же смотря на золотую фибулу. – Ты не однократно доводила до истерики, да и продолжаешь это делать, нашего лучшего надзирателя. – Какой красивый клевер! – Все что его останавливает от немедленно расправы над, действительно распоясавшейся, рабыней, так это отсутствие таких полномочий. – А уж как искусно выполнена капля крови, прямо как живая! – Ты симпатична Тиури. Он воспринимает тебя, как милую дикую зверюшку и поэтому прощает все, что не порочит и не обижает его лично. – У солнышка такие красивые филигранные лучики, интересно, а мастер, создавший этот шедевр еще жив? – Но долго такое продолжаться не может. И не будет.
Стена возникла за спиной неожиданно. Я бы предпочла идти пешком до самого Железного моря, нежели стоять тут перед «слегка» злым мужчиной, которому мои выходки уже встали поперек горла.
– Господин эхисар, я больше так не буду, – боги, как же по-детски это звучит!
– Хина, если тебя сегодня не купят, то вечером после отбытия последнего гостя ты получишь сорок плетей, за систематическое нарушение всех правил: писанных и не писанных, – тихо произнес Хошет, нависая надо мной.
– Отлично, – искренне обрадовалась я. – Мой максимум восемь! Так что после двадцатой, ну может двадцать третьей, я отойду к праотцам! Это, конечно не та смерть, о которой я мечтала, но все же… Хотя если подумать…
– Молчи! – перебил меня Хошет и, приподняв мою голову за подборок, заставил посмотреть в глаза. – Тебе так нравится страдать? – Ребята, молчание это золото. – Чем я хуже надзирательской плети?! – Ну, плеть ударит и все, а ты пилишь и пилишь, все никак не успокоишься, видимо понравилось. – Хина, твое упрямство сведет тебя в могилу!
– Я этого уже десять лет жду! – решилась я подать голос. – А костлявая все запаздывает. Делать нечего, сама помогу, потороплю, так сказать.
– Ты не умрешь, пока Я тебе не позволю. Сорок? Семьдесят? Сто двадцать? Ты выживешь даже после двухсотой! – пожалуй впервые за все время нашего "знакомства" он использовал угрозу. И весьма действенную, я вам скажу. Выжить-то выживу, но это телом. Разум, боюсь, даст трещину, испытав такое количество "сказочных" ощущений.
– Тогда у меня не остается другого выхода, кроме как травануться, – стараясь скрыть дрожь в голосе, ответила я.
– Ха! Думаешь, не знаю? – снисходительно посмотрел на меня эхисар. – На вакши не действуют яды. Никакие! У вас там какой-то уж больно ядреный желудочный сок. Так что мимо.
– Согласна, – пришлось признать его правоту. – Тогда вытворю, что-нибудь такое, чтобы вы выписали мне триста плетей. Фантазия у меня богатая, думаю, справлюсь.
– Не поможет, – тихо ответил Хошет, отпустив мою, многострадальную челюсть. Ну, здравствуйте, уже такие родные: солнышко, клевер и капелька. – Те тридцать с лишним остановок ведь твоих рук дело? – Да откуда мать вашу все, всё знают? – Не отпирайся.
– У вас есть доказательства, господин Хошет? – я ведь действовала не нахрапом. Долго и тщательно продумывала свой каждый шаг. Неужели кто-то видел и стуканул? Найду доброхота, придушу лично! Убийство лагерной собственности – это, кстати, пятьдесят плетей. Хм, заманчиво. Нет, не мазохистка!
– Эрэд. Просто Эрэд. И нет. Доказательств нет, – я выдохнула. – Есть уверенность, – поперхнулась новой порцией свежего воздуха.
– Господин эхисар Эрэд Хошет, я, как добросовестная рабыня никогда бы так не поступила со своим добрым и заботливым хозяином, – верить! Главное верить в свою ложь. Даже если она и звучит как полный абсурд.
– Сделал только хуже, – на что-то посетовал эхисар. – Если надоело быть рабыней, то признай уже меня.
– И кем я тогда стану? – спокойно поинтересовалась я, подняв голову. – В глазах окружающих я так и останусь обычной РАБЫНЕЙ, только более расчетливой, нежели другие, раз залезла в постель хозяина. А вы господин эхисар Эрэд Хошет? Кем вы станете? Ваша безупречная репутация не переживет связи с рабыней, тем более если она вакши. А что будет потом? Тогда, когда я стану ВАШЕЙ? Надолго это? Неделя? Месяц? Год? Ничто не длится вечно. И что? Меня куда? На арену, как мясо? На продажу, как дешевый товар? Или в могилу, как надоевшую игрушку? Я не хочу этого. Последний исход мне, конечно, нравиться, но я бы предпочла на пути к погребению миновать вашу постель, – под конец я уже шипела.