Вокалистка
Шрифт:
Дожди с мокрым снегом в начале апреля семьдесят пятого года прибавили Сане хлопот. Ладно бы только зрители по вечерам досаждали, а тут еще в спешке готовится спектакль к юбилею победы в Великой отечественной войне. Рабочие шастают круглый день, строгают, пилят, готовят декорации, мусора от них целые мешки. Артистов сгоняют на репетиции, от них на сцене разве что пыль от старых костюмов, зато в гримерках могут так накуролесить.
Главные партии в новом спектакле исполняют супруги Жанна и Артур Смирницкие. По паспорту они Аня и Ваня Смирновы, но считают себя богемой, достойной более звучных имен. Сана не в
Вот вчера они выпили после представления, разругались на улице и уселись надутые на разные лавки в ожидании извинений. Сначала сопели молча, потом стали перекрикиваться, доказывая свою правоту, и даже дуэль ариями из оперетт устроили. Занятная получилась сцена, только морозец под ночь ударил по-зимнему, в итоге оба замерзли и осипли.
Сейчас притихли, обмотали шеи мохеровыми шарфами и пьют чай с малиной в гримерке, а что толку – раньше надо было думать!
Сана слышала, как к ним направился директор театра Игорь Михайлович Лисовский. Ему уже доложили о проблеме. Завтра премьера, ведущие солисты без голоса, оперетта «Москва-Париж» под угрозой срыва. От нервного возбуждения директор то расстегивал, то застегивал пуговицу на пиджаке – того гляди вырвет с мясом.
– Вы что натворили, изверги? – накинулся директор на солистов. – Это же не проходной спектакль, а наш вклад в празднование юбилея победы! Я перед крайкомом партии и министерством культуры персонально отчитываюсь. На премьере будут важные гости – все руководство города и даже французская журналистка приедет. Ведь главная тема спектакля – дружба советского и французского народов в годы войны, их борьба против фашизма! Вы понимаете, что это значит?
– Понимаю. Три дня – и я в форме, – заверил сиплым голосом Смирнов.
– Какие три дня? Премьера завтра! Афиши уже месяц висят по городу, приглашены самые влиятельные люди, перенос невозможен! – взвыл директор и с хрустом оторвал пуговицу на пиджаке.
Он погрозил пуговицей, как гранатой, швырнул ее в лицо артиста, в сердцах хлопнул дверью и потопал по мгновенно опустевшему коридору – все сотрудники попрятались от греха подальше. Сана тоже затаилась в своей подсобке, хотя прекрасно слышала, куда направился директор.
Лисовский поднялся на верхний этаж в комнату звукооператора, возвышавшуюся над последним рядом зрительного зала. Там пульт с рычажками и много диковинной аппаратуры для манипуляций со звуком, а управляет мудреной техникой модный парень Антон Самородов.
Он нравился Сане. У него длинные волосы, аккуратные бакенбарды и дерзкий блеск в глазах. Парень он модный и одевается во все фирменное: американские джинсы с широким ремнем, водолазки, джинсовые куртки, туфли на платформе и солнцезащитные очки в красивой оправе.
Иногда у него появлялся дефицит на продажу, причем, коробками. Это могла быть тушь для ресниц, губная помада, компактная пудра, лак для ногтей или колготки – и тогда все женщины театра спешили к нему в комнату с милыми улыбками и открытыми кошельками. Для мужчин у Самородова водились импортные сигареты, жевательная резинка и журналы с раскрепощенными красотками. Но главным для Саны было другое – Антон не воротил от нее нос, как остальные, благодарил за уборку и ободряюще называл: «наш Уголек».
Сана стремилась задержаться у звукооператора во время уборки, хотя делать там было нечего: комната маленькая, а аппаратуру Антон протирал сам. От зрительного зала звукооператорскую кабину отделяло толстое стекло, единственная дверь была обита войлоком, чтобы не проникали посторонние звуки, но для Саниных ушей стен не существовало, она быстро раскусила тайные делишки Антона. Пользуясь служебным положением, он переписывал импортные диски на компакт-кассеты.
Появление директора театра застало звукооператора врасплох. Самородов вскочил, выключил звук и встал так, чтобы загородить новые пластинки, доставленные накануне из Москвы. Осторожность оказалось излишней, Лисовского терзали проблемы иного порядка. Директор остановился у полки с магнитофонными пленками, стремясь прочесть надписи на корешках.
– Самородов, ты генеральный прогон «Москва-Париж» записал полностью? – строго спросил Лисовский.
– Как полагается. – Антон судорожно кивнул, еще не понимая, куда клонит директор.
– Ну, хоть кто-то еще работает. Поступим так, завтра на премьере заменишь голоса Смирницких своей записью, – скомандовал директор.
– В каком смысле? – опешил звукооператор.
– В прямом! Они будут рот открывать под твою фонограмму.
– Но живой голос – это одно, а запись – совсем другое.
– Да знаю я! – выкрикнул Лисовский и покрутил вспотевшей шеей, стиснутой галстуком. – Но у нас нет выбора, эта парочка охрипла по дурости, кретины! Ты сделаешь так, чтобы никто не догадался.
– Но…
– Никаких отговорок! У тебя лучшая аппаратура в крае. Или мне другого звукооператора подыскать?
Антон сглотнул слюну, что было похоже на кивок согласия. Лисовский похлопал его по плечу. Жест был дружеским, но взгляд и голос источали лед:
– Если подведешь, Самородов, вылетишь из театра к чертовой матери, а твои новомодные диски я сам переколочу!
Директор толкнул пластинки и вышел. Антон, как сдувшийся шарик, опустился в кресло. У него действительно отличная аппаратура, но генеральную репетицию злосчастной оперетты он не записывал. Ему как раз привезли из Москвы новейшие заграничные диски групп «ABBA» и «Queen». Надо было срочно растиражировать их на компакт-кассеты, чтобы успеть сбыть самую выгодную первую партию. Не до оперетки было.
Что же делать?
Через полчаса мучительных раздумий и перебора всех мыслимых вариантов звукооператор вспомнил об изуродованной девчонке-уборщице. В их театре порой выступали эстрадные артисты, и Антон позволял бедняжке смотреть концерты из его комнаты. Этой зимой приезжал Эдуард Хиль.
Сана каким-то образом узнала, что за один концерт певец получает столько же, сколько она за месяц, и возмутилась:
– Вымыть театр сложнее, чем спеть десять песенок.
– Все так говорят, а ты попробуй, – усмехнулся Антон, приглушая уровень записи на аплодисментах. Компакт-кассеты с концертами эстрадных звезд тоже были ходовым товаром.
Хиль как раз закончил шуточную «Песенку без слов», зал аплодировал.
– Спеть эту ерунду? – с вызовом спросила девушка со шваброй.
– Просим! – Антон, не скрывая сарказма, изобразил аплодисменты.