Вокруг дуэли
Шрифт:
Попробуем решить, почему Лермонтов, использовав текст французского классика, не захотел называть ни автора, ни трагедии?
Известно, что А. Жандр сумел опубликовать в «Русской Талии» за 1825 год только первое действие своего перевода «Венцеслава». А. Жандр готовил перевод для бенефиса Каратыгина, но пьеса была запрещена цензурой. Полный перевод Жандра не был известен.
И все же о содержании перевода мы можем судить по статье А. Одоевского, пересказавшего пьесу. Оказывается, трагедия из пятиактной была
Попытаемся предположить, каким текстом мог пользоваться Лермонтов: переводом Жандра или подлинником Ротру? Другими словами, соответствует ли перевод Жандра той задаче, которая могла возникнуть у Лермонтова сразу же после написанного им прибавления? Или к мысли поэта ближе подлинник Ротру?
У Ротру король Венцеслав имеет двух сыновей. Младший, Александр, любим Кассандрой. Старший, Владислав, — самовлюбленный, властный, ревнивый.
Владислав, мучимый ревностью, убивает младшего брата. И Кассандра, уверенная в преднамеренности убийства, приносит королю нож, обагренный кровью младшего сына.
Король готов наказать Владислава, но народ все же верит в честность старшего брата, опрокидывает эшафот, требует свободу Владиславу.
А. Жандр меняет характеристики персонажам. Убийца Владислав оказывается человеком честным. Убийство — случайность. Владислав потрясен смертью младшего брата, а Кассандра просит о помиловании — не наказывать! — убийцу. Таким образом, идея отмщенья — главная мысль Лермонтова в эпиграфе — у А. Жандра отсутствует.
Т. Иванова, автор статьи об эпиграфе «Смерти поэта», отмечала, что «эпиграф написан с мастерством, которого вряд ли мог достигнуть такой средний драматург, как Жандр».
Остается посмотреть текст Ротру, тем более что в нашем распоряжении имеется (как и в распоряжении Лермонтова) подлинник трагедии. Приведу подстрочник:
КАССАНДРА (рыдая у ног короля): «Великий король, августейший покровитель невинности, справедливо награждающий и наказывающий, образец чистой справедливости и правосудия, коим восхищается народ ныне и в потомстве, государь и в то же время отец, отомстите за меня, отомстите за себя, к жалости своей прибавьте свой гнев, оставьте в памяти потомства знак неумолимого судьи».
Сходство с эпиграфом очевидное, однако посмотрим, от чего отказывается поэт в своем эпиграфе.
Лермонтов решительно отбрасывает, мягко говоря, всю комплиментарную часть текста Ротру. Если бы Лермонтову эпиграф нужен был как уловка, то возможности монолога Кассандры избыточны. «Великий… августейший покровитель… образец» и пр.
Но в том-то и дело, что Лермонтову требуется иное, он не унижается перед государем, а настаивает, требует, напоминает о долге.
«Лермонтов… обращался к императору, требуя мщения», — писала графиня Ростопчина. «Требуя», но не прося.
Эпиграф — это совершенно новый, жесткий, освобожденный от комплиментарности текст, полностью соответствующий следующим пятидесяти шести строкам первой части стихотворения. Даже лермонтовское «паду к ногам твоим» воспринимается не как выражение смирения, а как факт великого горя и боли.
Принципиальные разночтения оригинала и эпиграфа заставляют предположить, что строки эпиграфа были написаны самим Лермонтовым, приближены им к нужному смыслу. Если же говорить о «свободном» обращении Лермонтова со стихами, отобранными для эпиграфа, то известно, что эпиграфы и в «Кавказском пленнике» (1828), и в «Боярине Орше» (1835–1836), и в стихотворении «Не верь себе» (1839) были изменены поэтом.
По всей вероятности, именно такое глубокое и принципиальное расхождение с оригиналом и заставило Лермонтова отказаться от точного адресата, — текст, можно сказать, был сочинен заново.
Понимал ли Лермонтов всю опасность, которая ему грозила в связи с созданием «Смерти поэта»? Портрет Дубельта, который он рисует на полях рукописи, исчерпывающе отвечает на этот вопрос.
«Черты его имели что-то волчье и даже лисье, то есть выражали тонкую смышленость хищных зверей», — писал Герцен.
26 января, накануне дуэли, Пушкин написал удивительные, пророческие строки генералу Толю: «… истина сильнее царя».
Через несколько дней Лермонтов словно бы повторил неведомую ему пушкинскую мысль в прибавленных строчках «Смерти поэта».
Истина действительно оказалась сильнее царя.
«Трагическая смерть Пушкина, — писал Иван Панаев, — пробудила Петербург от апатии <…>. Толпы народу и экипажи с утра до ночи осаждали дом <…>. Все классы петербургского народонаселения, даже люди безграмотные, считали как бы своим долгом поклониться телу поэта.
Это было похоже на народную манифестацию, на очнувшееся вдруг народное мнение. Университетская и литературная молодежь решила нести гроб на руках до церкви, стихи Лермонтова на смерть поэта переписывались в десятках тысяч экземпляров и выучивались наизусть всеми».
Стихотворение «Смерть поэта» несло в себе беспощадную правду. И правда обрела вечную жизнь.
Приложение к главе четвертой
ТАЙНА «КРАСНОГО ЧЕЛОВЕКА»
Письма князя П. А. Вяземского графине Э. К. Мусиной-Пушкиной от 16 января 1837 г. и от 17–24 января 1837 г
Санкт-Петербург, 16 января 1837 г.
Вы, мне кажется, выражали желание иметь саше для бумаги. Пока еще Ваша belle soeur достает их Вам, взгляните на эти, может быть, они Вам подойдут. А пока я написал в Париж, чтобы мне прислали все, что там найдут благоуханного и напоминающего райские ароматы. Вы видите, я ничем не пренебрегаю, чтобы быть Вам приятным.