Вокруг красной лампы
Шрифт:
– Но это страшно неромантично, - сказала миссис О'Джеймс со сверкающими глазами.
– Романтизм - порождение фантазии и невежества. Там, куда наука бросает свой спокойный, ясный свет, к счастью, нет места для романтизма.
– Но разве любовь - не роман?
– спросила она.
– Отнюдь нет. Любовь перестала быть исключительным достоянием фантазии поэтов и стала одним из объектов точного знания. Можно доказать, что любовь - одна из великих первоначальных космических сил. Когда атом водорода притягивает к себе атом хлора, чтобы
– А вот и отталкивание, - сказала миссис О'Джеймс, увидев полную цветущую даму, направляющуюся к ним.
– Как хорошо, что вы пришли, миссис Эсдэль! Здесь профессор Грэй.
– Как поживаете, профессор?
– сказала дама с легким оттенком какой-то напыщенности в голосе.
– Вы поступили очень разумно, оставшись на воздухе в такую чудную погоду. Не правда ли, какой божественный день?
– Да, сегодня очень хорошая погода, - ответил профессор.
– Прислушайтесь, как ветер вздыхает в листве деревьев!
– воскликнула миссис Эсдэль, приподнимая указательный палец.
– Не представляется ли вам, профессор Грэй, что это не вздохи ветра, а шепот ангелов.
– Подобная мысль не приходила мне в голову, сударыня.
– Ах, профессор, у вас один ужасный недостаток, и этот недостаток заключается в вашей неспособности чувствовать природу. Я сказала бы даже, что это недостаток воображения. Скажите, вы не чувствуете волнения, слушая пение этого дрозда?
– Признаюсь, ничего подобного я не чувствую, миссис Эсдэль.
– Или глядя на нежный колорит этих листьев. Посмотрите, какая богатая зелень!
– Хлорофилл, - пробормотал профессор.
– Наука так безнадежно прозаична. Она все рассекает, приклеив к каждому предмету ярлычок и теряет из виду великое в своем преувеличенном внимании к мелочам. У вас плохое мнение об интеллекте женщины, профессор Грэй. Мне кажется, что я слышала, как вы говорили это.
– Это вопрос веса, - сказал профессор, закрывая глаза и пожимая плечами.
– Мозг женщины в среднем на две унции легче мозга мужчины. Разумеется, есть исключения. Природа эластична.
– Но самая тяжелая вещь не всегда самая лучшая, - со смехом сказала миссис О'Джеймс.
– Разве в науке нет закона компенсации? Разве нельзя допустить, что природа вознаградила нас качественно за недостаток в количестве?
– Я не думаю этого, - серьезно заметил профессор.
– Но звуки гонга призывают вас к завтраку. Нет, благодарю вас, миссис Эсдэль, я не могу остаться. Меня ждет экипаж. До свидания! До свидания, миссис О'Джеймс.
Он приподнял шляпу и медленно направился к выходу по аллее, окаймленной кустами дикого лавра.
– Он совершенно лишен способности понимать и чувствовать красоту, сказала миссис Эсдэль.
– Напротив, - ответила миссис О'Джеймс.
– Он только что предложил мне быть его женой.
Когда профессор Грэй взбирался по лестнице, направляясь к себе домой, дверь его квартиры отворилась, и из нее вышел какой-то подвижный джентльмен. У него был несколько бледный цвет лица, темные, выпуклые глаза и короткая черная борода. Мысль и работа оставили следы на его лице, но по быстроте его движений было видно, что он еще не окончательно распростился с юностью.
– Вот удача!
– воскликнул он.
– Я ведь непременно хотел повидать вас.
– В таком случае пойдемте в библиотеку, - сказал профессор, - вы останетесь и позавтракаете с нами.
Они вошли в переднюю, и профессор повел своего гостя в свое святая святых. Там он усадил его в кресло.
– Надеюсь, что вы имели успех, О'Бриен, - сказал он.
– Я ни за что не стал бы оказывать давления на свою сестру Аду; я дал ей только понять, что я никого так не желал бы видеть своим зятем, как своего лучшего ученика, автора "Заметок о пигментах желчи".
– Вы очень добры, профессор Грэй, вы всегда были очень добры. Я говорил с мисс Грэй по этому поводу и она не сказала "нет".
– Значит, она сказала "да"?
– Она предложила оставить вопрос открытым до моего возвращения из Эдинбурга. Я еду сегодня, как вы знаете, и надеюсь завтра же начать свое исследование...
– "О сравнительной анатомии червеобразного отростка, монография Джемса Мак-Мердо О'Бриена", - громко отчеканил профессор.
– Это великолепная тема тема, затрагивающая самые основания эволюционного учения.
– Ах, она чудная девушка!
– воскликнул О'Бриен во внезапном порыве свойственного кельтской расе энтузиазма.
– Правдивая и благородная душа!
– Червеобразный отросток...
– начал профессор.
– Она настоящий ангел...
– прервал О'Бриен.
– Боюсь, что ее отталкивает от меня моя защита свободного научного исследования в области религиозной мысли.
– Вы не должны уступать в этом пункте. Вы должны сохранить верность своим убеждениям и не идти на компромисс.
– Мой рассудок верен агностицизму, и однако я чувствую, что мне чего-то не хватает. Слушая звуки органа в старой деревенской церкви, я испытывал ощущения, каких мне никогда не приходилось испытывать во время занятий в лаборатории.
– Чувство, не более чем чувство, - сказал профессор, потирая подбородок.
– Смутные наследственные инстинкты, вызванные к жизни возбуждением обонятельных и слуховых нервов.
– Может быть, может быть, - задумчиво ответил О'Бриен.
– Но я, собственно, хотел поговорить с вами совсем о другом. Так как я собираюсь вступить в вашу семью, то ваша сестра и вы имеете право знать все, что касается моей карьеры. О своих надеждах на будущее я уже говорил с вами. Только одного пункта я не коснулся: я вдовец.