Вокруг одни враги (часть сб.)
Шрифт:
— Не знаю. Потерялся где-то во всей этой неразберихе.
Вот и оставался бы где-то, подумал я, вместо того, чтобы являться сюда и мстить за прошлое, которое нельзя изменить даже с помощью обреза.
Я спросил у Эла Симмонса про Дэйви, и Симмонс припомнил, что вроде накануне утром кто-то, не то мужчина, не то мальчишка, на зеленом «дарте» свернул в сторону ранчо. Нет, он не видел и не слышал, чтобы кто-нибудь ехал сегодня в обратном направлении.
— А можно оттуда выбраться другим путем?
— Можно, через северо-западный перевал. Но для этого, особенно в такую погоду, как нынче, все четыре колеса машины должны
Снаружи засигналил Лэнгстон. Мне нужно было сделать еще одно дело. Я позвонил в дом Хэккетов в Малибу, попросил к телефону Рут Марбург и сказал ей, что везу ее сына домой.
Она расплакалась. Потом засыпала меня вопросами, но я не стал отвечать. Я сказал ей, что мы приедем на «Скорой помощи» и что, хотя Хэккет, по-видимому, серьезно не пострадал, тем не менее он истощен и несколько часов пролежал под дождем. Пусть лучше к нашему приезду вызовет врача.
— Мы приедем в шесть утра, — добавил я.
Глава 23
Помощнику шерифа Рори Пеннелу было лет сорок или около того. Костлявый, с пышными каштановыми усами, он заметно заикался, хотя, вполне возможно, дефект этот усилился после известия о смерти Джека Флайшера. Пеннел казался искренне расстроенным. Пока мы разговаривали, он то и дело хватался за рукоятку пистолета, висевшего у него на боку.
Я с удовольствием бы побыл в Родео Сити подольше, чтобы побеседовать с Пеннелом и Мейми Хейдждорн да и с любым другим, кто помог бы мне воссоздать прошлое. Джек Флайшер, по-видимому, имел самое непосредственное отношение к смерти Джаспера Блевинса. Но теперь эта мысль приобрела чисто теоретическое значение, и поэтому с ней можно было не спешить. Сейчас важно было доставить Стивена Хэккета домой.
Двое полицейских, явившихся из Санта-Тересы, охотно взялись бы его сопровождать. Это было сравнительно легкое и безопасное задание, да и в газеты можно попасть. Но я напомнил им, что на ранчо Крагов лежит тело Джека Флайшера. А где-то в горах к северу от ранчо, вероятно, застрял в непролазной грязи его убийца.
Я попрощался с Хэнком, и мы с Хэккетом в карете «Скорой помощи» помчались в южном направлении. Я сидел на полу рядом с носилками, на которых лежал Хэккет. Он чувствовал себя лучше. Ему оказали первую помощь, и через соломинку он выпил чашку бульона. Я решил задать ему несколько не терпящих отлагательства вопросов.
— Кто ударил Лупе? Сэнди Себастиан?
— Да. Она ударила его по голове монтировкой, и он потерял сознание…
— А вам она нанесла оскорбление действием?
— Непосредственно нет. Но пока мальчишка держал меня под прицелом, она связала мне руки и ноги, залепила рот и завязала глаза. — Он вытащил из-под одеяла руку и потрогал себе глаза. — Потом они положили меня в багажник ее машины. Вот там было по-настоящему страшно. — Он поднял голову. — Сколько времени прошло с тех пор?
— Около тридцати шести часов. У нее была причина ненавидеть вас?
— Наверное, была, — медленно ответил он. — Но какая, понятия не имею.
— А у парня?
— Я никогда его раньше не видел. Он вел себя как ненормальный.
— В чем это выражалось?
— По-моему, он не совсем понимал, что делает. Он даже положил меня на рельсы. Я знаю, это звучит, как в мелодраме, но он в самом деле хотел, чтобы я попал под поезд. Девочка убежала, и тогда он передумал. Завез меня куда-то и держал там в заключении. Большую часть дня — вчера, что ли? — он относился ко мне довольно сносно. Развязал меня и позволил немного походить. Дал попить воды, угостил хлебом и сыром. Разумеется, обрез был всегда при нем. Он лежал на нарах, нацелив его на меня. Я сидел на стуле. Вообще-то я не трус, но спустя некоторое время я почувствовал, что нервы у меня сдают. Я не мог понять, что он задумал.
— Он говорил о деньгах, мистер Хэккет?
— Я говорил. Предлагал ему большие деньги. Он ответил, что деньги ему не нужны.
— А что ему было нужно?
Хэккет долго молчал.
— Он, по-видимому, сам не знал. Он жил как во сне. Вечером накурился марихуаны и совсем перестал соображать. Болтал о каком-то мистическом обряде, где мне, по-видимому, предстояло сожжение на костре.
— Он так сказал?
— Не совсем. Он предложил будто бы в шутку, чтобы мы с ним образовали музыкальную группу. И даже придумал для нее несколько названий, вроде, например, «Жертвоприношение». — И совсем тихо Хэккет добавил: — Он не шутил. По-моему, он в самом деле решил меня убить. Только не сразу. Ему хотелось продлить мои мучения подольше.
— Почему?
— Я не психолог, но мне кажется, что он видел во мне своего отца. К концу вечера, когда он совсем ошалел от марихуаны, он начал называть меня папой. Не знаю, кто есть или был его отец, но парень, должно быть, его ненавидит.
— Его отец попал под поезд, когда мальчику было три года. И это случилось у него на глазах.
— Господи боже! — Хэккет даже привстал. — В таком случае многое становится понятным, правда?
— Он говорил о своем отце?
— Нет. Я не старался поддерживать разговор. В конце концов он задремал. И только я собрался броситься на него, как появился этот второй, Флайшер, что ли? Он, наверное, считал, что в доме никого нет. Вот парень и выпустил в него заряд из обоих стволов. Флайшер тут же испустил дух. Я выбежал на улицу. Парень меня поймал и избил до потери сознания.
Он упал на носилки, выставив вперед локти, словно боялся, что Дэйви снова пройдется кулаками по его лицу. Остальную часть пути мы молчали. Сначала дыхание Хэккета было сиплым, потом он успокоился и заснул, дыша уже совсем равномерно.
Я расстелил на вибрирующем от движения полу одеяло и, пока на смену ночи шел день, тоже поспал. Проснулся я с ощущением чего-то хорошего. Мы со Стивеном Хэккетом прибыли назад живые и почти невредимые. Но страх не покидал его. Даже во сне он стонал и прикрывал голову руками.
Всходило солнце. В Малибу возле таблички с надписью:
«ЧАСТНОЕ ВЛАДЕНИЕ.
ПОСТОРОННИМ ВХОД ЗАПРЕЩЕН» —
карета остановилась. Водитель не знал, где свернуть, и помахал в окошко, зовя меня к себе.
Я сел рядом с ним, а санитар влез в салон к Хэккету. Мы отыскали левый поворот и помчались вверх к воротам поместья Хэккетов.
Было шесть с минутами. На перевале нас приветствовало утреннее солнце во всей своей красе.
Рут Марбург и Герда Хэккет вышли из дома вместе. Лицо у Рут обострилось и похудело, глаза были затуманенные, но веселые. Тяжело переваливаясь, она подбежала ко мне, схватила меня за руки и благодарила, благодарила. Потом она обернулась к сыну, которого санитары и шофер вытаскивали из кареты, наклонилась над ним и обняла его, плача и вслух ужасаясь его лицом.