Вокруг Парижа с Борисом Носиком. Том 2. Авторский путеводитель
Шрифт:
В кольце ближних пригородов
Недолгая езда – долгая память
Ближние пригороды Парижа были свидетелями великих событий французской истории и оберегают, конечно, следы и самих событий, и их героев, однако облик этих некогда не слишком многолюдных, живописных, манивших горожанина на лоно природы пригородов и селений меняется так стремительно, а население и промышленность растут в них так бурно, что нужно быть настоящим следопытом, чтоб отыскать порой былую прелесть природы или шедевры искусства в тесноте всех этих разномастных вилл, хрущоб и новостроек. Сдается, однако, что все эти следы, и прелести, и шедевры стоят наших поисков.
Есть, впрочем, и еще одна причина, которая может подвигнуть нас на подобные вылазки в предместья Парижа. С начала 20-х годов XX века именно здесь селились русские изгнанники-эмигранты:
Клиши
Клиши Аньер • Курбевуа • Нёйи-сюр-Сен • Булонь-Бийанкур • Нантер • Кламар • Ванв • Исси-ле-Мулино • Малаков • Медон • Фонтенэ-о-Роз • Монтрёй • Дагобер с Гоматрудой • Салон мадам Рекамье • Генри Миллер и шофер Женя
Чего греха таить, не так уж много осталось в королевском (некогда меровингском еще) Клиши (Clichy) от былой красоты и былого малолюдства. Так что название романа знаменитого американского писателя Генри Миллера «Тихие дни в Клиши» звучало уже и много лет назад ностальгически (чего, впрочем, и хотел Миллер…).
Известно, что в 623 году король Клотер II (король франкского королевства Невстрии, а одно время и Остразии) праздновал на здешней вилле свадьбу своего сына Дагобера с юной Гоматрудой, а лет через пять даже собирал в местном соборе Сент-Мари-де-Клиши какой-то важный совет. Здесь стоял (между берегом Сены и нынешней улицей Ланди) в XVI веке замок, однако из всех городских памятников уцелел на той же улице Ланди (дом № 7) особняк XVII века, который снимал с 1796 года то ли для своих нужд, то ли без нужды богатый банкир месье Рекамье. На портале и фасаде особняка и нынче остались изображения Вакха, пантер, амуров и музыкальных инструментов. А раньше еще и парк, окружавший дом, спускался до самой Сены, так что было здесь и тихо, и красиво, и от города недалеко. Банкира это все, впрочем, мало трогало, зато места эти понравились его жене, прославленной Жюльетте Рекамье, которую впервые сюда привезла (здешней станции метро еще не было, и ехали они в экипаже) знаменитая писательница, одна из главных муз времен Империи, Жермена Неккер, дочь банкира Неккера и жена шведского посла, – мадам де Сталь. А год спустя мадам Рекамье уже принимала здесь 25-летнего Люсьена Бонапарта, младшего брата Наполеона, и прочее весьма заметное общество – Моро, Жюно, Монморанси, Евгения де Богарне, Тальма, Вестриса, а также блистательных актеров и писателей. Сама же мадам Рекамье до самого Санкт-Петербурга, до самой Камчатки славилась своими салонами, своей обходительностью и своим безупречным вкусом. В общем, еще и до американского гуляки-гения Генри Миллера бывали в Клиши знаменитые люди. Да и в 20-е годы Генри Миллер тут был не единственным иностранцем. Скажем, русских эмигрантов после октябрьской катастрофы 1917 года было в Клиши полным-полно. В городе Пуатье преподавала в университете выросшая в Клиши профессор русской литературы Элен Менегальдо, которая рассказала в выпущенной ею книге о своей русской семье – об отце и его братьях, бывших до войны таксистами. В ту пору в Париже и пригородах было больше трех тысяч русских шоферов такси.
Французская молва представляла чуть не всех русских таксистов великими князьями, которые еще недавно секли крестьян в своих поместьях, а нынче вот… Но хотя чаще все же шоферили по большей части молодые поручики и есаулы, князья с генералами и впрямь встречались иногда за рулем. Шоферили начальник I отдела «Русского Общевоинского союза» генерал Иван Эрдели и адмирал Старк, шофером такси был бывший кавалергард из старейшего русского рода князь Юрий Ширинский-Шихматов. Шоферская жизнь, хоть и предоставляла минимальную свободу, которой был лишен работяга у заводского станка, была чревата также и трудностями, и унижениями. Недаром именно в головах двух интеллигентных таксистов – Ширинского-Шихматова и Казем-Бека – зародились столь сходные экстремистские, профашистские и прокоммунистические идеи протеста, которые в 1923 году привели к созданию младоросской партии. Юрий Ширинский-Шихматов погиб в войну в нацистском лагере, зато Александр Казем-Бек, не сумев договориться с нацистами, нашел приют у их конкурентов – у советских разведчиков. Иные же из таксистов попроще (вроде Вадима Кондратьева) и без всяких теорий стали агентами НКВД.
Элен Менегальдо приводит в своей книге воспоминания своей матери, Дианы Пашутинской, жены парижского таксиста:
«Компания G-7 и еще одна (у которой
…В то время почти не было частных машин. Богатые дамы делали все покупки на такси, потом вечерние выходы тоже на такси – в театр, в кино, в ресторан, тогда ведь даже друзей приглашали на аперитив – в большие кафе на бульварах. Квартиры были маленькие, так что всё не дома. Вечером из театра возвращались на такси. А потом стало труднее, перестали брать… И еще было много «халявщиков»: скажут подвезти к магазину и подождать, а сами удерут через пассажи… 1934–1936 годы были ужасными. Была забастовка, которая продолжалась целый месяц (кажется, в 1936-м), чтобы был твердый аванс. А при Блюме стоимость жизни упала, райское было время для тех, у кого была работа, конечно… Часто бывали споры с французскими шоферами… И простые французы в массе были настроены против таксистов. «Белые русские». А рабочие были на сто процентов коммунисты, они были очень враждебно настроены».
Упомянутый мной выше американский писатель Генри Миллер жил в конце двадцатых годов в Клиши (на авеню Анатоля Франса) и был соседом братьев-таксистов Пашутинских. В ту пору молодой веселый американец Генри нередко испытывал материальные затруднения, так что он не раз появлялся у братьев Пашутинских, чтобы перехватить «пару копеек». Из троих братьев он ближе всех сошелся с молодым Евгением, который вел почти такой же разгульный образ жизни, как и сам Миллер. Шли разговоры о том, что во время одной из их эскапад веселый Женя спас жизнь веселому Генри. Потом у себя на родине Миллер стал знаменитым писателем и описал свою тогдашнюю жизнь в романе «Тихие дни в Клиши». А после войны Генри Миллер решил разыскать русских друзей своей бурной юности. Это было не так просто, и эти свои поиски Генри Миллер описал в рассказе про апельсины Иеронима Босха. Генри отыскал Евгения, и позднее французская печать опубликовала фотографию, запечатлевшую встречу двух постаревших друзей…
Аньер
Церковь Сент-Женевьев Собачье кладбище • Злоключения купринского кота • Эмигрантский Аньер • Казаки • Младоросское искушение • Графиня Мария Толстая и аньерский приход
Как ни трудно в это поверить, но до самой что ни на есть эпохи Реставрации нынешний многотысячный Аньер (Asni`eres), что лежит в большой излучине Сены к северо-западу от Парижа, оставался крошечной деревушкой, которая неудержимо влекла к себе любителей тишины и природы. Здесь любила проводить свои дни принцесса Клевская, а в 1753 году маркиз д’Аржансон велел архитектору Мансару де Сагону построить тут для него замок, фасад которого вы можете и нынче созерцать на Замковой улице (рюде Шато, № 89). Здешняя церковь Сент-Женевьев (улица Кардинал-Вердье, № 2), несколько расширенная в 1931 году, сохраняет многие изначальные части строения (XVIII век). Монумент же, торжественно воздвигнутый на вокзальной площади Аньера в 1982 году, изображает вездесущего министра-карьериста, писателя Андре Мальро в обществе самого генерала де Голля.
Однако самым оригинальным учреждением нынешнего Аньера является, конечно, удостоившееся особых страниц в русской эмигрантской литературе собачье кладбище близ моста Клиши, на былом Острове Опустошительниц. У писателя Александра Куприна, до самой «потери сознательности» жившего в эмиграции в Париже (а в бессознательном уже состоянии с почетом возвращенного на родину), была любимая кошка Ю-ю, которая после его кончины не была «зарыта, как собака», а похоронена вполне почтительно на собачьем кладбище в Аньере, где, кстати, и собак хоронят по-людски. И жизнь симпатичной кошки и ее похороны описаны Куприным в двух рассказах – «Ю-ю» и «Барри». Впрочем, допускаю, что в двух этих рассказах описаны разные кошки, а ленинградская публикация первого из рассказов по причине стыдливых купюр проливает свет скорее не на жизнь животных, а на жизнь подсоветских человеков.