Вокруг Солнца

Графиньи Анри

Несчастный жених обезумел от горя. Он кричал, проклинал похитителя, тщетно вглядываясь в пространство, где среди солнечного блеска нельзя было различить ничего.

– Гонтран! – звал Сломка своего друга. – Гонтран!

Но поглощенный горем, Фламмарион не слушал ничего.

Инженер перенес тогда свое внимание на старого ученого, лежавшего без чувств на каменистой почве кратера. Неподвижный, с бледным лицом, закрытыми глазами, старик походил на мертвеца.

– Гм… – пробормотал Сломка, оглядываясь кругом. –

Надо что-нибудь сделать: старик нуждается в тщательном уходе, а что касается Гонтрана, то еще немного, и он, право, сойдет сума!

Тут только инженер заметил, что кратер, еще четверть часа тому назад сплошь наполненный толпами селенитов, опустел. Лишь вдали виднелись последние группы лунных жителей, направлявшихся к отверстиям туннелей, которые чернели в стенах кратера.

«Эгоисты, – мелькнуло в голове Сломки. – Ни один из них и не подумает помочь нам в беде».

Чья-то рука опустилась на плечо Сломки. Он обернулся и увидел Телингу, селенита, служившего им проводником и переводчиком во все время их пребывания на Луне.

– А, это вы?! – воскликнул обрадованный Сломка. – Ну, видали ли вы где-нибудь, таких подлецов, как этот Шарп?

Селенит молча покачал головой.

– Вам надо торопиться, – проговорил он.

– Торопиться?! – с недоумением переспросил Сломка.

– Да, уйти отсюда.

– Почему же?

– Ночь, – лаконично отвечал Телинга, показывая рукой на горизонт.

Сломка заметил, что вершины соседних гор и кратеров окутались тенью. В воздухе чувствовался холод.

Лазурь неба, еще недавно сиявшая ослепительным блеском, потемнела, и на ней одна за другой начали загораться звезды.

Очевидно, приближалась долгая, холодная лунная ночь.

– Б-р-р… – поежился Сломка, вспомнив, что они находятся теперь уже на видимом полушарии Луны, где климат гораздо более суровый, ночи невыносимо морозные, а дни нестерпимо жаркие. – Мне на плечи словно кто-то набросил ледяной плащ!

– Нельзя медлить, – настойчиво повторял Телинга. – Все жители Луны уже скрылись в теплые внутренние жилища. Опасно и вам оставаться снаружи.

– Вы правы, – согласился инженер. – Я чувствую, как кровь стынет в моих жилах.

Проговорив это, Сломка взвалил на плечи старого ученого, схватил за руку убитого горем Гонтрана и в сопровождении Телинги направился к одному из туннелей.

У самого входа в туннель он вспомнил о Фаренгейте. Всецело занятый состоянием Михаила Васильевича и горем Гонтрана, инженер позабыл про американца.

– Я не могу покинуть здесь американца, – решительно проговорил он Телинге и, оставив Осипова и Гонтрана в туннеле, побежал назад. Селенит последовал за ним.

Пораженный в грудь смертоносным снарядом Шарпа, американец лежал с застывшим лицом, остекленевшими глазами и стиснутыми зубами. Правая рука его судорожно сжимала рукоятку револьвера.

– Может быть, он жив? – вскричал Сломка, подходя ближе.

Телинга покачал головой.

– Смерть и холод уже сковали члены мертвеца, – проговорил он своим гортанным голосом. – И вы видите перед собой только безжизненные останки.

– По крайней мере, я похороню его.

– Нет, – сказал селенит, – почва уже обледенела, вы не в силах будете вырыть могилу. Да это и бесполезно: ночной холод сохранит тело от тления, а когда снова засияет солнце, тогда вы сделаете все, что найдете нужным.

– Нет, я все-таки не могу так оставить его. Будь что будет, а я возьму его с собой.

Сломка перетащил Фаренгейта в туннель, а оттуда перенес сначала Осипова, а затем американца по длинному коридору в просторный зал. Положив старика на постель, где прежде лежал Шарп, Сломка порылся в одном из своих многочисленных карманов и вытащил маленькую свечку, которую тотчас зажег. Мерцающее пламя озарило темный зал, придав ему еще более мрачный и угрюмый вид.

Он подошел к Фламмариону, сидевшему неподвижно, опустив голову на грудь. Прикосновение руки вывело его из апатии: он поднял голову и взглянул на своего приятеля.

– Ну-ну, Гонтран, очнись!.. – ободрительно проговорил инженер. – Будь мужчиной! Какого черта так хныкать? Мне стыдно за тебя.

Фламмарион сделал жест отчаяния и убитым голосом прошептал:

– Елена!

Сломка с досадой топнул ногой.

– Он все свое! Да разве нытьем пособишь горю? Ведь не вернешь ты своими вздохами невесты.

– Мне – вернуть ее? Увы, она погибла, погибла навсегда. Ах, зачем этот злодей Шарп не убил меня вместе с Фаренгейтом!

Сломка возмутился.

– Какой эгоизм! – воскликнул он. – А мы то! Ты о нас, в частности обо мне, совсем не думаешь?

Фламмарион не отвечал. Он сидел, закрыв лицо пуками.

– Да полно же, – продолжал утешать инженер. – Почему ты думаешь, что Елена погибла? Я, напротив, полагаю, что мы можем спасти ее.

Гонтран вскочил.

– Ты думаешь? У тебя есть план? Ты надеешься?! – вскричал он, хватая своего друга за руку.

– Пока я не имею ничего в виду, – отвечал тот. – Но надежду терять нечего: мы можем и пуститься в погоню за похитителем, мы можем вырвать у него добычу.

Тяжелый вздох прервал его речь: это очнулся от обморока Осипов.

– Увы, – дрожащим голосом проговорил он, – к чему пустые иллюзии, когда последняя надежда потеряна? Что вы говорите о погоне за Шарпом, когда, может быть, через несколько часов мы все будем холодными трупами!..

Инженер удивленно взглянул на старого ученого.

– Как, и вы отчаиваетесь?! Ну, так слушай те же, – энергично произнес он. – Если отец и жених отказываются помочь несчастной жертве похитителя, то я, я один приду к ней на помощь.