Вокруг Света 1993 №03
Шрифт:
— Заткнись, сынок! Бекки, я ясно что-то видел за этим окном.— В его голосе уже не было и следа насмешливости, говорил он тихо и серьезно.— Похоже на что-то в серой шкуре, прильнувшее к стеклу. Оно щелкнуло по нему и тут же исчезло.
— Но мы бы тогда услышали стук!
— Возможно. Стекло толстое?
— Понятия не имею. Для меня это просто окно. Бекки вспомнила, каким образом они сюда попали.
— Они почти в сантиметр толщиной,— уточнила она. Неожиданно Уилсон спрятал оружие.
— Смотри, опять появилось. Это всего лишь ветка, которую раскачивает ветер. Извините меня за ложную тревогу.
—
— Еще раз извините, я рад, что ошибся.
Они бесспорно здесь засиделись. Это становилось опасным. Надо было снова садиться в машину, чаще перемещаться. Это, во всяком случае, затрудняло их отслеживание. Хотя теперь, подумав об этом, Бекки собственно и не знала, были ли частые поездки на автомашине эффективным способом борьбы. Она спросила об этом.
— Весь вопрос в шинах. Каждая из них имеет свой неповторимый запах. Ищейкам удается выслеживать велосипеды, машины и даже повозки с железными обручами на колесах. Фактически в ряде случаев им даже легче идти по такому следу, чем за пешеходом. Остается больше запахов.
— Но в городе среди тысяч автомобилей это кажется просто немыслимым.
Фергюсон покачал головой.
— Это трудно, но не невозможно. И если верно, что вас довели до Бронкса, это значит, что охотники за вами вполне на это способны.
— Хорошо. Подведем итоги. От собственного запаха избавиться мы не в состоянии. Нейтрализовать их дьявольское чутье невозможно, так как для этого мы должны к ним подойти, а об этом и говорить не стоит. Так есть ли хоть одна добрая новость?
— Он всегда такой желчный, мисс Нефф?
— Миссис, пожалуйста. А мой ответ будет «да».
По тому, как Фергюсон скрестил ноги и стал гладить ладонью по щеке, она поняла, что он был одновременно сбит с толку и напуган. Определенно этот физиолог чего-то побаивался! В то же время у него такие энергичные черты лица. Пожалуй, только глаза выдавали суть его личности. В нем чувствовалось также что-то такое... вроде незаметная поначалу компетентность, это было одной из положительных сторон его характера. Он, видимо, очень образован и умен.
— Интересно, к чему же приводит столь развитое обоняние? — спросил Уилсон.
Фергюсон повеселел.
— Я много занимался этим, лейтенант. Думаю, что смогу в общих чертах объяснить вам. Меня всегда глубоко привлекала проблема сообразительности у рода волков. Здесь, в музее, мы проводим исследование на этот счет.
— И на кошках тоже?
Бекки поморщилась. Вокруг Музея естественной истории в свое время разгорелись яростные споры относительно опытов, которые проводились над живыми кошками, и Уилсон, конечно, не мог сдержаться, чтобы не напомнить об этом.
— Это совсем другое дело,— живо отреагировал Фергюсон. — И относится к другой службе. Меня лично эта история не касается. Собак я изучал до 1974 года, пока не перестали субсидировать эту тему. Но за это время нам удалось добиться впечатляющих результатов. Я работал в тесном контакте с Томом Рилкером.— Он вздернул вверх брови.— Мы пытались усилить их чувствительность к некоторым запахам. Речь шла о наркотиках и оружии. Это было крупное дело, так как в случае успеха собак не понадобилось бы больше дрессировать.
— Добились чего-нибудь?
— А вот на это я вам ответить не имею права,— Он улыбнулся.— Государственная тайна, и привет от дяди Сэма. Весьма досадно. Я не могу даже статьи опубликовать.
— Вы говорили о смышлености собак.
— Верно. Так вот я думаю, что собаки знают о мире людей больше, чем мы об их. Просто потому, что они получают другого рода информацию от своих органов чувств. У них доминируют обоняние и слух. Зрение идет далеко позади. Например, если вы наденете одежду друга, то собака не узнает вас до тех пор, пока вы не заговорите. Потом она сконфузится, что так ошиблась. То же самое произойдет, если вы молча выйдете из ванной: собака не знает, кто — и даже, возможно, что — вы такое. Она видит в этот момент лишь какую-то перемещающуюся массу, которая пахнет только водой. Она даже может броситься на вас и успокоится только тогда, когда услышит голос хозяина. Собаки не выносят неизвестности. Они любят привычное. Их переполняет информация, поступающая по каналам осязания и слуха. Случается, они буквально тонут в ней. Если ищейку выпустить на волю, не указав ей предварительно нужный след, она очень быстро выбьется из сил. И это будет истощение психического характера. Как правило, чем собака умнее, тем больше сведений она извлекает из совокупности воспринимаемых ею запахов. Волку, например, они расскажут куда больше, чем собаке.
— Волку?
— Естественно, те ведь намного смышленее и чувствительнее собак. У хорошей ищейки обоняние развито в сто миллионов раз сильнее, чем у человека. А у волка — в двести миллионов. Соответственно они лучше используют элементы получаемой информации. И даже, несмотря на это, их мозг наверняка не в состоянии воспринять все многообразие поступающих сигналов.
Уилсон отделился от косяка двери и взял муляж лапы в руки.
— А это ближе к собаке или к волку?
— Я бы сказал, к волку. Точнее: это похоже на лапу гигантского волка, если не считать дополнительного сустава. Замечательный вариант эволюции. Эти существа намного превосходят собак, если мои предположения в отношении этого вида правильны. Именно поэтому я прошу вас добыть мне голову одного из них. Пока я не увижу какую-нибудь другую часть их тела, я ничего больше сказать о них не в состоянии. Это слишком новое, слишком из ряда вон выходящее явление. До сегодняшнего дня наука ничего о них не знает.
— Что-нибудь сверх того, что уже есть, мы достать вам не сможем,— повторила Бекки, наверное, в сотый раз.— Вы знаете, как они нас изводят. Нам бы очень крупно повезло, если бы удалось хотя бы их сфотографировать.
— Если мы сделаем это, то не выживем. Эти твари слишком порочны,— вмешался Уилсон.
Он сделал Бекки знак глазами. Пора уходить. С наступлением ночи Уилсон держался начеку.
— Надо идти,— сказала Бекки Фергюсону,— мы думали, что самое лучшее для нас как можно больше передвигаться.
— Не исключено, что вы и правы.
— Еще раз извините за необычный способ проникновения сюда,— добавил Уилсон,— но другого варианта организовать с вами встречу у нас не было. Музей был закрыт.
Фергюсон улыбнулся.
— А если бы меня не было на месте?
— Исключено. Это уже стало для вас наваждением. Эта история взяла вас за душу, как и нас. Я знал, что вы здесь.
Фергюсон проводил их темными коридорами до боковой двери. Один-единственный сторож клевал носом при тусклом свете лампы.