Вокруг света на «Коршуне»
Шрифт:
Иногда приходилось «Коршуну» встречать и спутника. Тут уж на обоих судах не зевают. Морское самолюбие заставляет друг с другом гоняться. Прибавит соперник парусов, и «Коршун» сделает то же самое. Никому не хочется, чтоб ему показывали «пятку», как говорят англичане. Но в конце концов кто-нибудь да уйдет вперед, или ночь разлучит.
Хороши были в тропиках дни, но ночи были еще прелестнее. Ах, что это были за ночи! Какая нега, какая роскошь!
Однажды Ашанин увидел такое дивное зрелище, которое на всю жизнь осталось у него в памяти.
Это было недалеко от экватора.
Был одиннадцатый час вечера. Ашанин сидел в кают-компании и слушал игру на фортепиано мистера Кенеди, как вдруг сигнальщик прибежал и доложил:
— Просят наверх, смотреть, как море горит!
Все бросились наверх и были поражены тем, что увидали. Действительно, море точно горело по бокам корвета, вырываясь из-под него блестящим, ослепляющим глаз пламенем. Около океан сиял широкими полосами, извиваясь по мере движения волны змеями, и, наконец, в отдалении сверкал пятнами, звездами, словно брильянтами. Бока корвета, снасти, мачты казались зелеными в этом отблеске.
Луна сияла в полном блеске, а небо блестело звездами.
Картина была величественная.
Доктор по этому случаю прочел маленькую лекцию о свечении моря, благодаря присутствию в нем мириад живых организмов — разнообразных инфузорий, монад, дрожалок различных форм и величин, которые отделяют светящуюся жидкость вследствие разряжения электричества [73] , вызываемого волнами. Подобное яркое свечение объясняется громадным количеством этих организмов, скопленным на сравнительно небольшом пространстве, в которое попал корвет.
73
Свечение характерно только для морских организмов. В пресных водах оно не наблюдается. Свечение морских организмов разделяется на постоянное (у бактерий), вынужденное — под влиянием внешнего раздражения — и произвольное. Природа свечения недостаточно выяснена, но, во всяком случае, электричество в этом явлении не при чем. — Ред.
Через полчаса зрелище это прекратилось, и хотя по бокам корвета и сзади светилось море фосфорическим светом, но это было обыкновенное слабое свечение, и после бывшего блеска все в первую минуту казалось погрузившимся во мрак, хотя луна и ярко сияла.
«Коршун» приближался к экватору, когда нагнал купеческое судно, оказавшееся английским барком «Петрель». Он шел из Ливерпуля в Калькутту. Целый день «Коршун» шел почти рядом с «Петрелью», и на другой день попутчики держались близко друг от друга. Направленные бинокли разглядели на английском судне даму.
Между тем ветер стихал и к полудню стих совершенно. Сделался мертвый штиль, обычный в полосе по обе стороны экватора. Капитан приказал разводить пары.
В ожидании подъема паров капитан предложил желающим сделать визит на «Петрель». Нечего и говорить, что предложение это было принято с удовольствием.
— Только смотрите, господа, не спрашивайте у американца, какой у него груз. Этим вопросом вы обидите его.
— Почему это, Василий Федорович? — спросил кто-то.
— А потому, что он может подумать, что в нем подозревают негропромышленника.
Спустили на воду катер, и через десять минут дружной гребли по тихому, будто замершему океану, переливающемуся зыбью, несколько офицеров в сопровождении мистера Кенеди поднимались на палубу «Петрели», имея для дамы в виде гостинца несколько ананасов, бананов и апельсинов, сохранившихся с островов Зеленого мыса.
Гостей встретил капитан, коренастый, приземистый брюнет, американец с окладистой черной бородой, лет за сорок. Все люки были деликатно открыты, и всякий мог видеть, что «Петрель» была нагружена солью. Очевидно, американец предполагал, что русские офицеры приехали затем, чтобы осмотреть его груз.
Когда ему объяснили невинную цель визита, он, видимо, обрадовался и представил гостей высокой, полной и здоровой женщине, лет тридцати, не особенно красивой, но с энергичным, приятным и выразительным лицом.
— Моя жена, миссис Кларк.
Ей подали корзину с фруктами, и американка любезно пригласила всех вниз выпить рюмку вина.
Коренастый янки не замедлил справиться о полуденной широте и долготе. Оказалось, что его наблюдения дали тождественные результаты, и он весело проговорил:
— All right [74] . Значит, мои инструменты в порядке.
Мистер Кларк оказался очень общительным человеком и тотчас же познакомил гостей с своей автобиографией. Несколько грубоватый и в то же время крайне добродушный, напоминающий своей внешностью настоящего куперовского «морского волка», для которого море и brandy (водка) сделались необходимостью, он сообщил, что уже пятьдесят раз пересек экватор и вот теперь, как эти проклятые штили донесут его течением до экватора, он пересечет его в пятьдесят первый раз. Моряком он с 16 лет, испробовав до этого несколько профессий, после того как оставил родительский дом в одном из маленьких городков штата Кенектикут, получив от отца три доллара. Капитаном он уже десять лет — диплом получил, выдержав экзамен — и последние три года возит из Англии в Индию соль, а оттуда хлопок. В Бискайском заливе он выдержал трепку и потерял все три брам-стеньги.
74
Ладно (англ.).
— Да это не беда, — прибавил он, — на другой день у меня были готовы новые, и я бежал под брамселями.
— А позвольте спросить, капитан, хорошо ходит ваша «Петрель»? — задал кто-то вопрос.
Предложить подобный вопрос моряку-капитану да еще американцу — значило задеть самую нежную струнку его сердца и поощрить наклонность к самому вдохновенному вранью, которым отличаются многие моряки, обыкновенно правдивые, кроме тех случаев, когда дело касается достоинств судов, которыми они командуют.
— «Петрель»? — переспросил янки и на секунду задумался, словно бы соображая, какой цифрой узлов огорошить, сохранив в то же время хотя бы тень правдоподобия. — Да в бакштаг при брамселях узлов 17 бегает! — прибавил он с самым серьезным видом.
Никто ему, конечно, не поверил.
— Ну, а ваш корвет, как, хороший ходок? — спросил в свою очередь американец.
Мичман Лопатин поспешил ответить:
— Ничего себе… чуть-чуть лучше «Петрели». В бакштаг идет 18 узлов.
Янки весело расхохотался, лукаво подмигнув глазом. Он понял, что его «утка» не удалась.