Вокруг света по меридиану
Шрифт:
Симон осклабился: «Не стоит говорить мне всю эту чушь. Меня уже предупредили, что вы — законченный негодяй».
Это заставило меня прикусить язык. Вскоре Симон переехал к нам в оффис и начал изучать механику наших взаимоотношений с миром, когда я поручил ему заниматься продовольствием и полярным домиком, что раньше входило в прерогативу Мэри. Нет ничего удивительного в том, что ему нелегко далось вживание в нашу «спевшуюся» команду. Он нашел наши методы ведения дел довольно странными, однако постепенно ему пришлось уступить, а мы привыкли к его грубоватой напористости. Он не захотел вступать в САС, потому что был квакером [9] и мог служить только в команде обслуживания,
9
Квакеры (от англ, quakers—«трясущиеся», самоназвание — «общество друзей»), — члены религиозной обшины, основанной в XVII в. в Англии. Отвергают институт священников, церковные таинства, занимаются благотворительностью, проповедуют пацифизм. — Прим. ред.
Одновременно с Симоном к нам присоединились Джоан Кокс и ее дочь Жанет. Обе они остались с нами до самого конца и даже перепечатывали на машинке рукопись этой книги.
Пул Андерсон, курсант мореходного училища из Дании, который плавал в антарктических водах, поступил к нам под Рождество. У него совсем не было денег, поэтому мы пристроили его работать по вечерам в Ассоциации молодежных турбаз, а спал он в нашем оффисе на полу рядом с Оливером. Пул отремонтировал старый стол и поставил его рядом со столом Чарли, назвав все это Морским отделом. Ему был двадцать один год, т. е. он был на несколько лет моложе всех нас. У Пула был удивительно ровный характер. Мы все любили Пула.
В начале 1978 года два деревенского вида парня из Суффолка в джинсах и изъеденных молью пальто объявились в нашем оффисе. Тот, что был повыше ростом, с глазами цвета морской воды и пушистой черной бородой, произвел на меня благоприятное впечатление сразу же. По-видимому, это была подсознательная реакция, связанная с просмотром многочисленных кинофильмов о героических командирах эсминцев, которые своей наружностью, если не считать морской фуражки и толстого свитера, сильно напоминали Антона Боуринга. Его бабка была русской, он имел шестилетний опыт работы на морских рудовозах, промысловых креветочных судах в Читтагонге и совсем недавно — на гренландских судах ледовой разведки. Его спутник Мик Харт плавал вместе с ним.
Пул заварил чай в жестяных кружках, и собеседование началось.
«Вы, наверное, знаете, что мы ничего не платим», — сказал я.
«Нет? Отлично. Меня интересует любая работа в море, пусть даже коком».
Как мне показалось, Мик тоже не проявил беспокойства. Они лишь спросили, каковы будут их обязанности и когда они смогут приступить к делу.
«Но в настоящий момент… — я немного выждал, мне очень не хотелось терять этих двоих, — в настоящий момент мы еще не подобрали нужного нам судна, т. е. у нас пока вообще нет судна. Вот Пул как раз и занят сейчас его поисками, не так ли, Пул?»
Тот, с кружкой чая в руках, важно кивнул.
Оба посетителя, казалось, отнеслись к этому сообщению безразлично, поэтому я рискнул двинуться дальше.
«Фактически ваша первая работа будет и состоять в том, чтобы вместе с Пулом заполучить судно, так что вы можете начинать немедленно в Морском отделе, вот здесь».
Стол Морского отдела ломился под тяжестью кипы лоций Арктики. Антон с большим интересом окинул взглядом всеобщий беспорядок, царивший в оффисе, а затем произнес:
«А сколько экспедиция намерена заплатить? Я имею в виду, какой тип судна нам нужен?»
Я отметил это «нам». Это звучало обещающе.
«Ледокол. Он вообще не должен стоить что-либо. Это одно из наших правил. Это относится также к телефонным разговорам и канцелярским принадлежностям. Все оттого, что у нас вообще нет фондов».
В целом собеседование было очень кратким. На следующий день мы позаимствовали еще один письменный стол из соседнего оффиса, принадлежавшего ВВС, сотрудники которого отсутствовали.
Антон записал в своем дневнике:
Когда я узнал об экспедиции, то написал мистеру Рэну Файнесу; я не слыхал об этом джентльмене никогда и попросил предоставить мне какую-нибудь должность на его судне. Я полагал, что место матроса меня устроит. В своем ответе он дал понять, что экспедиция еще не покинула страну, поэтому вместе с другом я отправился на собеседование.
У них была неплохая организация, но не было судна. Так что Рэн сказал «Да». Очень рады иметь вас в экипаже, но сначала вы должны отыскать судно и подобрать экипаж. А также снабжение и снаряжение, которое вы считаете нужным, а кроме того, организовать бесплатные причалы и портовые услуги во всех возможных портах захода и так далее.
Он сказал, что на все это не должно быть затрачено ни пенса. Ни единого. Если я согласен с такими условиями, тогда да, он счастлив принять меня тотчас же.
Чуть позже Антон записал:
Тогда все это казалось неплохой идеей. Чем больше я влезал в дела, тем больше увлекался. Эта экспедиция как зараза.
Антон, Пул и Мик, можно сказать, сплотились вокруг Морского отдела, стоявшего рядом со столом Чарли, где был единственный телефон. Между ними было много споров и разногласий. По мере того как Морской отдел превращался в Морской оффис, Чарли все дальше и дальше отодвигали к стене.
Чарли работал хорошо, когда за ним присматривали. Он был выше всех ростом и мощного телосложения, однако по натуре ленив и получал поистине дьявольское наслаждение, когда ему удавалось перевалить какое-нибудь дело на плечи другого. Однако, с другой стороны, если возникало срочное дело, не терпевшее отлагательства, когда вокруг не было никого для его выполнения, он уходил в работу с головой и даже получал от этого удовольствие.
Его уловки и интрижки всегда были направлены к одной цели — избежать тяжелой либо самой легкой работы. Когда спасения не было, он смирялся, однако прекрасно сознавал, что стоит мне отвернуться, как можно будет «перекурить», назвав это «заслуженными пятью минутами», и даже развить перерыв в «короткую сиесту», которая вполне могла продлиться на целый день. Поэтому между нами шла постоянная война, которая длилась до тех пор, пока не началось настоящее путешествие, и Чарли «завелся», окончательно преобразившись; спячка нападала на него уже редко, и он работал так же усердно, как и все остальные.
В его поведении сыграло роль крушение надежды на непосредственное участие в путешествии, борьбе со стихией; это обстоятельство и повергло его в уныние тогда в Туле, когда его посадили, словно в курятник, в общество двух девушек, которые, как он себе представлял, пилили его только понапрасну, в то время как он помнил о том, что мы, его товарищи, находимся на ледяном щите. Он тосковал по настоящему делу. Этого, не говоря уже о его природной лености, не понимали девушки, что и вызвало взаимную неприязнь.
Однажды я заметил на столе Чарли два огромных листа бумаги, которые были, буквально говоря, тщательно разрисованы, на что, несомненно, ушло несколько часов кропотливого труда. Когда я спросил Чарли, чем это он занимается, тот ответил прямо: «Многим», затем позаимствовал у меня сигарету и уселся за письмо президенту компании, которая считалась нашим вероятным спонсором. Письмо начиналось так: «Уважаемый сэр Артур…» Пять часов спустя я увидел, что письмо все еще лежит на столе, но к обращению «Уважаемый сэр Артур» прибавились слова «мы будем весьма благодарны…».