Вокруг тебя весь мир ружит
Шрифт:
За то время, пока я приводил себя в порядок, она уже оказалась у дверей подъезда и, не успел я на последнем шаге ухватить её за руку, как она скрылась за дверями.
Больше я её не видел. На звонки она не отвечала. Я дежурил около подъезда, поджидая её и утром, и вечером. Ничего. Хотя бы понять, чем обидел её. Ведь она хотела меня, хотела! И получила удовольствие. Так в чём дело? Четыре недели прошли в тщетных поисках и недоумении. А потом я перестал искать, но не успокоился.
7
Лара.
Утро заставило меня проснуться и немного прийти в себя. Вчера , ворвавшись домой в слезах, я шмыгнула в ванну, где долго стояла под душем, смывая с себя чувство осквернённости. Я отдалась, как шлюха, в машине. Всего после нескольких свиданий он добился своего. Я видела триумф на его лице.
– Я получил тебя, хоть ты
Я была противна сама себе и с горечью осознала, что стоит ему появиться в следующий раз, и я так же сдамся, потому что моё предательское тело хотело этого. Не владеть собой было неприятно и унизительно. Усольцеву даже не пришлось сказать мне каких-то особых слов. Он потребовал и я уступила. На другой день я переехала к подруге. Да, я струсила, сбежала, спряталась, сделала то малое, что только и могла в данной ситуации. А что другое мне оставалось?
Я видела пару раз у бабушки на даче, как здоровенный кот, поймав маленькую серую мышку, забавляется с ней, перед тем, как сожрать голову, а остальное оставить, похваляясь своими успехами . Сядет гад, прижмёт её одной лапкой, зевнёт, отпустит, потом хвать за хвостик, подтащит к себе, куснёт за шею в наказание, но так, чтобы потом ещё дышала, но помнила, кто хозяин положения.....Так вот, я не хотела, чтобы меня схрумкал такой наглый котище. А вот Усольцев ассоциировался у меня именно с таким откормленным, холёным, развращённым вниманием противоположного пола, котярой.
Родители оставили Соне двухкомнатную квартиру, а сами перебрались в новую, трёхкомнатную. Подруга без лишних слов согласилась на моё присутствие в своём доме и была даже рада. Она выслушала моё безрадостное повествование и не сказала ни одного утешающего слова, знала, что пока не надо. И мы зажили с ней душа в душу. Память о том вечере, когда меня взяли прямо в машине, постепенно потеряла свою острую болезненность, и я зажила почти по-прежнему, вспоминая серые глаза с горящим в них триумфом, и горячие руки, ласкающие меня, умело и смело. Он знал, где погладить, где нажать и как заставить меня хотеть. А я делала так , как он требовал, добровольно отдавшись в руки победителю, и теперь это будет мне ещё одним жестоким уроком.
Тот первый урок я пережила очень тяжело, но тогда и лет мне было меньше, и произошло всё гадко и некрасиво. Я просто не ожидала, что такое может произойти со мной в знакомой компании, среди приятелей и подруг. Мерзость была в том, что на дне рождении Гены Томилина меня просто подпоили, незаметно подсыпав что-то в коктейль, и я просто отрубилась. Рано утром, не потребовалось много времени, чтобы придя в себя в пустой комнате, осознать кошмар, не зная, кто из четверых парней это сотворил. Я застыла тогда, а немного позже вычислила обидчика и отомстила с жестокой безжалостностью, избив его до крови и долго не сходящих синяков. Хотела даже сломать руку или, на худой конец палец, были и другие мысли, довольно скверные, но я от них отказалась. Дралась я в то время уже умело. Он не обиделся, знал, что за дело, только долго ходил и извинялся, объясняя своё поведение давней влюблённостью, моим безразличием, и не веря в мою чистоту и неопытность, потому что слишком дерзкий был у меня язык и смелый нрав. Я тогда не только смотреть на него не могла , но и слышать ненавистный голос было для меня мукой. И только когда разобралась, никому не жалуясь, снова обрела себя, ощутив такой, какой и хотела всегда быть: сильной и независимой. Горечь глубочайшей обиды чуть притупилась со временем, но я стала осторожной в общении с мужчинами. И вот теперь Усольцев. Винить его было глупо. Меня никто не насиловал, я сама сдалась, а он не особо утруждая себя, взял между делом, и тем самым снова сделал меня другой. Я ведь уже считала себя выше, умнее, достойнее всех девиц, отдающихся за деньги и бесплатно первому, кто позвал. Я была уверена: что меня надо заслужить. Оказалось, что нет. Можно просто уметь взять. И к тоскливой памяти о тех немногочисленных приятных свиданиях, когда я чувствовала себя странно счастливой и расслабленной (а зря), добавилось чувство не то, чтобы стыда (хотя и это тоже), а острого недовольства собой. Меня учили управлять своим телом, чувствами и эмоциями, а значит, владеть ситуацией. И что получилось? Появляется какой-то мужик и ,походя, между прочим, ломает всё. Я стала уже не я, а нечто безвольное и податливое. Это было неправильно, и я не собиралась с этим мириться.
***
Я всё ещё занималась переводами и пришла работать в языковой центр. Для стажа, для опыта и просто потому, что надо было где-то официально числиться. Появились выходы на людей, желающих заниматься по индивидуальной программе и репетиторство. Всё шло своим чередом. Лето давно закончилось, и зарядили осенние холодные дожди. Я больше не показывалась в том злосчастном клубе, где познакомилась с Усольцевым, и вообще в последнее время в клубе была лишь раз с Соней и с её ребятами из офиса. Они отмечали чьё-то повышение по служебной лестнице, а подруге не хотелось идти одной без меня, возвращаться поздно, пусть и на такси. Сидя в полутёмном зале, слегка оглохнув от грохочущей музыки, я сначала опасливо оглядывалась по сторонам, ожидая, как кошмара, появления некоторой запомнившейся мне личности. Потом расслабилась и даже потанцевала.
***
В один из тёмных октябрьских вечеров я возвращалась с репетиторства домой. Время было уже ближе к девяти часам вечера, за окном моросило, а троллейбус встал. Поняв, что сегодня не мой день, и мне жутко не везёт, я вышла из света салона во влажную темноту и, раскрыв зонт, оглянулась в надежде на следующий вид транспорта, а потом вспомнила, что Соня просила меня купить по пути заварку. Соль, сахар и заварка были вечной нашей проблемой, потому что мы всегда про них забывали. Тяжко вздохнув и смирившись, что долгожданное тепло дома откладывается, я направилась в ближайший супермаркет. Внутри было тепло, сухо и людно. Поздние покупатели ходили между рядов с полками и вдоль прилавков, укладывая в тележки товар. Я уже подошла с корзинкой к кассе и встала следом за каким-то мужчиной. Мой сложенный вдвое влажный зонт мне всё время мешал, ремешок сумки скатывалась с плеча, и банковская карта опять оказалась не в кармашке сумки, а в кошельке. Вот такая я растеряша. Я заворчала себе под нос, а когда подняла глаза , то встретила хорошо знакомый ошарашенный взгляд. Он был в кожаной куртке и джинсах и , выкладывая продукты, нечаянно толкнул меня локтем, а теперь повернулся , чтобы вежливо извиниться за это. Момент истины: оба замерли и были не в силах отвести глаза друг от друга, но нас отвлекла начавшая двигаться к кассе лента. Усольцев молчал, только сверлил меня взглядом с недоверчивым удивлением, молчала и я.
– Привет,- наконец сказал он, а я кивнула:
– Здравствуй.
Молодая красивая девушка в модном кашемировом бежевом пальто складывала его продукты в пакеты и встревоженно посмотрела на нас. У меня полегчало на душе. Я подумала , что при своей спутнице он больше не заговорит со мной, но я ошиблась.
– Куда пропала?
– Просто переехала,- ответила я как можно беспечней.
– Просто? Или переехала?- голос звучал с пугающими интонациями и требовал ответа.
Девушка в недоумении уставилась на нас.
– Саша, пойдём,- нетерпеливо прикоснулась она к его руке.
– Сейчас,- он даже не повернулся в её сторону.
– Ты не отвечала на мои звонки,- его голос звучал с претензией.
Я кинула взгляд исподлобья на высокую блондинку, стоящую в лёгкой растерянности рядом с тележкой, в которой лежало несколько белых пакетов. Девушка обеспокоенно ожидала, когда её парень наговорится. Я понимающе усмехнулась.
– Мобильники иногда теряются,- закончила я разговор, забрав банковскую карту и взяв пакет с несколькими пачками чая и большим лотком с пирожными. Мы с Соней любили фруктовые корзиночки с масляным кремом.
Направившись в сторону входной группы, я ожидала, что меня оставят в покое.
– Я тебя подвезу. На улице дождь,- заявил Усольцев и, забрав пакет из моих рук, поставил его рядом со своими покупками. Одной рукой он вёз тележку, другой придерживал мою ладонь, видимо, чтобы не убежала.
– Лида, познакомься, это Лара. Лара, это Лида.
Я с натянутой улыбкой кивнула милой девушке.
– Лучше я сама доеду. Автобусная остановка рядом.
– Нет, я не хочу, чтобы ты шла под дождём до дома.