Вокруг трона Ивана Грозного
Шрифт:
— С челобитной к царю шли.
— С какой?!
— Ему самоличное слово.
Вскипал тогда Малюта Скуратов гневом, кричал, не сдерживаясь, во всю глотку:
— Кончай!
Палачи знали, что следует делать, услышав это слово. Один из них выхватывал из горна раскалённый добела прут и пронзал им грудь обречённого, прожигая сердце насквозь.
И так — с каждым. Один за другим выносили в крапивных мешках истерзанные трупы тайным выходом к Москве-реке и швыряли в воду. Остался один. Верховода челобитчиков.
— Новый подход испробуем, — поделился Малюта Скуратов с Богданом Бельским. — Пытать не станем.
Ввели рослого детину, тоже раздетого до исподнего. В плечах — косая сажень. Руки не за спиной связаны, а спереди. Глянешь на кулаки — оторопь возьмёт. Что тебе шестопёры пудовые. А лицо доброе. Если бы не
— Садись, — не повелел, а попросил Малюта и указал вошедшему на скамью. Обычно начинали допрос с того, что не просили на неё садиться, а швырнув на эту скамью, прикручивали несчастного к ней и принимались стегать плетью с крючкастым концом, если же упрямился отвечать на вопросы, выжигали на спине кресты. Оттого скамья вся в запёкшейся крови.
Посмотрел на неё богатырь новгородский, хмыкнул, но всё же сел. Малюта Скуратов к нему с вопросом:
— Все, кого ты вёл в Москву, в один голос сказали, будто имеете слово к самому царю?
— Где они?
— О них позже. Тебя одного повезу к царю Ивану Васильевичу, но примет ли он тебя, вот в чём загвоздка. Мы, окольничие его, обязаны знать, чего ради домогаетесь личной встречи с ним. Иначе нельзя. Не получится иначе. И тебя велит казнить, заподозрив в крамоле, да и нас вон с ним, — кивок на Богдана Бельского, — заодно.
Умолк. Вроде бы определяя, что ещё сказать для убедительности. Затем вновь заговорил.
— Что поведаешь здесь, всё останется навечно тайной. Стены молчат. Вон те, — кивок в сторону тройки палачей, ожидавших своего мига со сложенными на животе ручищами, — лишены языков под самый под корень, а грамоте не учены, царь же не останется с тобой с глазу на глаз, обязательно нас позовёт. Понял теперь, отчего я любопытствую? В добрых ваших намерениях я убедился, но чтобы ехать с тобой к царю — а он подался в Александровскую слободу ещё вчера, опасаясь измены в Кремле, и увидел в вас исполнителей воли изменников, — я хочу знать, чем порадовать государя нашего, когда буду молвить слово за вас, челобитчиков новгородских.
— Ладно, коль так. В Софийском соборе, за иконой Божьей Матери, письмо, писанное посадниками и боярами. Под Литву они намерены лечь. Заводилами — посадник степенный и посадники бывшие. Митрополит с ними заодно. Похоже, воеводы царёвы и наместник его тоже не в сторонке стоят.
— Великую крамолу разведали вы. Без поклона царю не обойтись. Пока же, — Малюта глянул в сторону стоявших у горна палачей и повелел им. — За вами слово!
Будто в зады их откормленные шилом ткнули — рывок, и распластался обречённый на скамье, ещё миг, и прожёг его сердце раскалённый добела прут.
Вышли Малюта Скуратов и Богдан Бельский на свежий воздух. Дыши полной грудью, наслаждаясь пригожестью. А красота и в самом деле неописуемая: солнце будто играет с куполами церквей и храмов, а те весело искрятся разудалым смехом; величаво приосанились и сами белокаменные церкви, вроде даже гордятся золотым высокоголовьем своим, обласканным солнцем, и даже могучие кремлёвские стены, хмурые в ненастье, глядятся в это безоблачное утро какими-то уютными — всё располагает к возвышенным чувствам и приятным мыслям, и Малюта Скуратов расправил грудь.
— Славно потрудились, Богдан. Славно!
— Они ради великого скакали в Москву.
— Ты опять за старое?! Или непонятно я тебе растолковывал о главном в службе царю?
— Понятно, но...
— Никаких «но» не должно быть даже близко! — сердито обрубил Малюта Скуратов, затем смягчился: — Ладно, послушай ещё раз. Говорить новгородцы могли одно, а что у них на уме, они так и не открылись. Только старшой вроде бы клюнул на наживку. Но ты можешь положить голову на плаху, ручаясь за искренность его? То-то! Новгороду извечно хочется да колется, только мать не велит. Киеву противился, но куда ему деваться было без него? Владимир стольный не хотел принимать, но мог ли жить он без Низовских земель [33] . Без хлеба низовского, без торга через Низ. Теперь вот на Москву косятся, даже к Литве морду воротят. Ремесленный люд не допустит этого. Житьим людям [34] и купцам тоже Литва сподручна ли? Или это не ведомо боярам да посадникам? Вот и прикинь, какой может случиться расклад: Ивана Васильевича посекли, а в Новгороде воеводствуют и наместничают Шуйские. Они, сами готовя измену, сами же раскрывают её, приведя люд новгородский к присяге новому царю из Шуйских. Кого сами же определят на трон. Что тогда с нами будет? Самое лучшее — Белоозеро или Соловки. После, понятное дело, пыточной, в которой мы сегодня ночь провели. А мы с тобой — Бельские! Гедеминовичи мы! Столь же достойны трона, как и Шуйские. К тому же кровь наша царствующего нынче рода! Иль запамятовал это?!
33
Низовская земля — так поначалу называли Ростово-Суздальскую землю ниже устья реки Мологи новгородцы (что соответствовало её географическому положению по отношению к Новгороду), затем это название стало употребляться и московскими князьями.
34
Житьи люди — общественный класс в Великом Новгороде, стоявший между боярством и средним купечеством.
Как такое забудешь! Гордость рода. Ещё при Иване Третьем Великом Иван Фёдорович Бельский, от корня которого и они с Малютой, женился на племяннице государя Елене. Не меньше, выходит, они имеют право на трон, чем Шуйские. Может, даже большее.
А Малюта продолжал внушать:
— Служить не на побегушках, какая у тебя пока что участь, а стать по крайней мере окольничим, не так-то просто. Головой думать нужно, а не тем местом, которым на полавочнике сидишь. Иль тебе случившееся с Адашевым не в пример? Он и царя подлизывал, и к боярам тянулся. А чем закончилось? Или запамятовал, как свозили остатки гнезда адашевского в Слободу, в пыточные? В общем, решай: либо прямой путь, либо возвращайся в своё имение и сиди там тише мышки. Пойми, жалостливость твоя и недоумения могут поставить под удар и меня, а мне это совершенно ни к чему. Поэтому решай. Вот сейчас же. Без промедления.
— Останусь при дворе.
— Тогда так: бери сотню опричников во главе с сотником и — в Великий Новгород. В Софийский собор. Поспешая. Слушай, что от тебя требуется в Новгороде. Сразу, без промедления — к иконе. Если письмо там, шли тут же вестника. В Слободу. Но вернее, до Клина. Если же не встретит гонец твой меня там с царём, пусть скачет в Дмитров. Если и там нас не будет — в Сергиев Посад. В Лавру. Сам же упрячь под запор всех служителей храма. Ни одна чтоб душа не выскользнула и не оповестила Торговую сторону. Особливо бди за архиепископом. Хитёр, гад. Ой, хитёр. Поставь дозоры на дорогах и в пятины [35] Водьскую, Обонежскую, на Шелонь и Дерева, в Заволочье и на Терский берег. Пусть досматривают всех, кто выезжает, а особенно, кто въезжает. Посадника степенного, посадников бывших, тысяцких, кончанских посадников, сотников ни в коем разе не выпускать. Начнут ершиться — под замок. Без стеснения останавливать воевод царских и слуг ихних. Словом царским останавливать. Как поступать при нашем приближении, я об этом сообщу тебе лично через вестника, пошлю его со словом моим. Выезжать завтра с рассветом. Я же сегодня поскачу с докладом к царю Ивану Васильевичу.
35
Пятина — один из пяти административных районов, на которые делилась Новгородская земля в конце XV — начале XVIII вв.
Выехали затемно. Хмурое предутрие, хотя и довольно зябкое, не бодрило. Неуютно Богдану в седле. От мысли о предстоящем. Там любое может ждать его, даже смерть, если у новгородской знати далеко зашло, и они готовы к отпору. Сомнут сотню ни за что ни про что. А если письмо он изымет и сделает всё, как подсказал Малюта, тогда тоже не легче: великой расправе подвергнется Новгород, и его Богдана Бельского имя, как первого царёва посланца, будет у всех на устах.
Однако не только это волновало его: никак не налаживалась стройность в мыслях о прощальном слове Малюты Скуратова, который по сути дела благословил его на самостоятельный путь, путь без поводыря, лишь с малой подсказкой. Это тоже не простая задача.