Вокзал для одного

Грачев Роман

– Повел себя как мужчина и стыдишься?

Я бледнею еще сильнее, пальцы мои вцепляются в колени. Пожалуй, причина моего появления здесь – не чужой спасенный кошелек. Впрочем, я все равно продолжаю лепетать:

– Я уйду с вокзала и не буду больше никому мешать, если вы так поставите вопрос. И не буду свидетельствовать против вас… у меня жена… бывшая, правда, но ближе никого нет… только сын еще… – Я лезу в карман за фотографией сына, но вспоминаю, что никакой фотографии там отродясь не водилось – ни сына, ни жены, ни другой милой моему сердцу зверушки.

– Сколько лет сыну? – спрашивает Хозяйка.

– Пять…

семь… ой, нет, семь лет мы только в разводе… значит…

– Ты не помнишь.

– Я не…

С ужасом, превосходящим тот, что сковал меня при виде этого костра, я понимаю, что действительно не помню.

– Погодите… сейчас…

– Не старайся, – смеется старуха. Спутники подхватывают. Мне обидно до слез. Что вообще здесь происходит?!

– А давно тебе звонили?

– Мне… на телефон… эээ. – Я лезу в карман, вынимаю трубку и вижу, что она давно разряжена. Звонили мне или нет, я не знаю, потому что зарядное устройство, разумеется, осталось дома. Впрочем, я, наверно, смогу зарядить телефон на вокзале в комнате вип-обслуживания, если, конечно, вернусь когда-нибудь на вокзал, в чем уже сильно сомневаюсь.

– Телефона у тебя тоже, считай, нет. Могу успокоить – никто не звонил.

– Откуда вы знаете? – спрашиваю с вызовом, но она игнорирует мой вопрос и задает свой:

– А ту девушку, которую ждешь, ты хоть помнишь?

Я замираю.

– Да.

– Хорошо помнишь?

– Вполне. А почему вы спрашиваете? Вы что-то знаете о ней?

– Конечно. А как расстались, помнишь?

– Д… – Я хочу ответить утвердительно, но что-то останавливает. Постыдный провал с возрастом сынишки все еще жжет мне грудь, и я не хочу повторения.

Я пытаюсь вспомнить. Меня никто не торопит. Сидящие у костра люди ведут себя так, словно у нас впереди вечность.

…Пришло время знакомиться с ее мамой. Мы могли бесконечно встречаться вечерами то у нее дома, то у меня, могли заниматься любовью до потери товарного вида (с каждым новым разом у нас получалось все лучше и лучше, и она действительно каждый новый раз была в постели другой, а я, каюсь, не всегда поспевал за ее эволюцией), разговаривать в сети в рабочее время и даже ходить по магазинам, присматривая новую мебель, но рано или поздно мы должны были познакомиться с ее мамой. Так бывает всегда. Ее не остановило даже то, что я до сих пор не сказал «люблю».

Разговор у нас случился не из приятных.

– Я должен произвести на нее хорошее впечатление?

– Ты никому ничего не должен, это дело сугубо добровольное.

– То есть я могу не ходить?

– Можешь и не ходить, если не желаешь продолжать наши отношения.

– Ты хочешь сказать, что знакомство с родителями – обязательный ритуал отношений?

– Не обязательный, но довольно важный. Ты переступаешь черту…

– Господи, какую?!

Она расстроилась. Поняла, что я сопротивляюсь, но не могла взять в толк, чему именно. То ли боюсь не понравиться маме, то ли не желаю, чтобы отношения наши переросли во что-то очень большое и красивое.

Мы долго молчали, глядя, как гуляют мимо нас мамы с колясками и бабушки с дедушками. Мы сидели на скамейке в том самом парке, где впервые встретились (и

где она подсунула вместо себя дублершу и наслаждалась нашей глупой беседой), только аллеи были усыпаны снегом и ветер нещадно задувал внутренности куртки. С наступлением зимы любовь, зародившаяся летом, проходит первое испытание на морозоустойчивость. Если оно будет успешно пройдено, любовь выдержит и все остальное.

Но у нас, кажется, пошла трещина.

– Скажи мне прямо, ты не хочешь идти?

Я отвел глаза.

– Не вижу необходимости.

– То есть мы сегодня никуда не идем?

– Послушай… – Я взял ее за руку. Я хотел поговорить с ней откровенно и объяснить причину своих страхов, как она когда-то откровенно рассказала о своей главной проблеме. – Мой первый брак окончился неудачей. Одним необдуманным движением я сломал… нет, не сломал, наверно, но значительно изменил жизнь нескольких человек. Я тогда не думал – просто шел за своим чувством, надеясь на лучшее, и чем все это закончилось?

Она насупилась, посмотрела на бегущие за ветром клочки бумаги. Мне стало казаться, что я несу полную чушь. Рядом со мной сидел человек, ближе и дороже которого уже нет. Я привык к ней, подсел на нее, как на сильный наркотик, и уже не представлял, что могу провести без нее хоть один день. Она была мне очень нужна…

…но – мама? Причем здесь ее мама?!

– Ладно, я поняла. – Она поднялась со скамейки, закинула на плечо сумочку. – Мой влюбленный рыцарь боится замочить ножки.

– Подожди.

– Да нет, все правильно. В конце концов, я делаю тебе больно значительно чаще, чем ты мне. Я не могу дать тебе никаких гарантий, почему же ты должен связывать со мной свою жизнь. Все верно, милый, все правильно, я нисколько не обижаюсь.

Она поцеловала меня в щеку и пошла в сторону памятника Ленину. Там летом стояло уютное кафе под шатром, от которого остались лишь металлические каркасы. Белое пальто моей любимой развевалось на ветру, но вскоре затерялось среди деревьев. Ее поглотил шумный проспект.

Она пропала на неделю. Не разговаривала со мной в аське и не звала на свидание. Наверно, имела право. Возможно, она ожидала, что я изменю решение, позвоню или напишу… но поединок двух нанайских мальчиков внутри меня был далек от финала.

Через неделю я сломался. Купил цветов, подъехал вечером к ее офису. Ждал долго, но точно знал, что она еще не выходила, потому что ее статус в аське (со временем я завел эту проклятую программу в своем мобильном телефоне) не менялся. Когда значок «любимая» из зеленого стал красным, я весь подобрался. Сейчас она выйдет, я посажу ее в машину, отвезу куда-нибудь, и мы поговорим. Я расскажу ей все: как любил Веру, как она любила меня, как мы вкладывались в наш маленький счастливый мир, с каким восторгом следили за первыми шагами нашего сынишки, пухленького карапуза с вечно удивленными глазюками… и с каким ужасом наблюдали увядание цветов и крушение надежд. Мир наш затягивался паутиной, и я ничего не мог с этим поделать, долгая негативная история волочилась следом, не позволяя начинать каждый новый день с чистого листа. Обиды, ревность, непонимание, ненависть… любовь и нежность потерялись в этой адовой смеси, потому что ложка меда неспособна сделать слаще бочку дерьма.