Вокзал
Шрифт:
— Мартыш…кин… меня… — Лена попыталась подняться, но только судорожно перевернулась со спины на живот.
Орлов заметался. Лена не приходила в себя.
Тогда он поднял ее и понес. Вышел с ней на крыльцо, не видя утра и запоздалого солнца. Не видя прибежавших Бархударова, Герасима, Туберозова…
И вдруг, положив Лену на крыльцо, огромными шагами устремился к воротам монастыря. Но резко остановился, бросил подбежавшему Бархударову:
— Искать! Всем искать Генку Мартышкина! Из-под земли достать живого или мертвого…
Не соображая,
В келье старик Устин что-то хлебал из глиняной миски, жадно облизывая большую деревянную ложку. Сынок его, стоя у окна, не менее жадно курил, пуская дым в открытую форточку.
— Здесь Мартышкин?!
На лице Орлова было столько беспощадной ненависти, что оба не на шутку струхнули.
— Что, что надоть?! — уставился дед на кровь, которой были испачканы руки Орлова. — Господи, владыка небесный! — выронив ложку, начал крестить свое мрачное лицо Устин.
— Где Генка?
— Нету здесь Генки! — истово зашептал Евлампий Слюсарев, бросив окурок в форточку. — Умереть мне на этом месте, если вру. Вот, вот смотрите… — приглашал он заглянуть под кровать, а затем и в шкаф, а также под стол. — Нету Генки… Как вчера расстались, так с тех пор и не виделись… Он у себя живет, мы у себя. Не нужны нам такие квартиранты…
В мгновение ока обшарив комнатушку, Орлов убедился, что Мартышкина здесь нет.
Тогда Орлов потянул к себе плащ Бархударова:
— Где Мартышкины живут? Веди… Побежали! Мы должны его изловить!
И все четверо рванулись по коридору наружу из дома. Орлов и Герасим впереди, Бархударов и Туберозов на некотором расстоянии от них.
Сторож Миколка Мартышкин встретил гневную делегацию растерянной улыбкой:
— Это как же понимать?.. Началось, выходит? Вошли немцы, паралик их разбей?!
— Какие тебе немцы, гыхм, какие немцы! Тут свой почище любого фашиста… — подступил к инвалиду шатающийся от усталости, запыхавшийся Герасим.
— Так что, Миколка, смех смехом, а подавай нам Генку, и чтобы сей секунд!
— Да что опять стряслось? Что он, окаянный, учудил опять? — умоляюще посмотрел Миколка на Орлова.
— Лену убил. Телефонистку.
Орлов, произнеся эти слова, испугался собственного голоса.
— Где… Где твой Генка? — схватил он Миколку за грудки. Приподнял до уровня своих глаз. Негромко затрещали гнилые нитки древнего пиджачка.
— Поставь… Поставь на место меня. Дай сообразить.
Орлов отпустил Миколку. Тот, зашатавшись, обрел наконец равновесие, медленно, смелым взглядом обвел присутствующих.
— Нету здесь Генки… Не ночевал.
— А что делать? Где искать его? — заволновался опять Орлов.
— Так что, гыхм, еще посмотреть надо… Разрешите обыскать? — вобрал голову в плечи, как перед броском, Герасим Бочкин.
— Не разрешаю, — твердо и как-то грустно, устало отверг предложение Герасима
— Нету! Честное… — Миколка не сразу нашел слова клятвы. — Честное ленинское, нету…
И так это искренне, трогательно, как-то даже по-детски, по-пионерски прозвучало, что все разом поверили: действительно нету здесь бандита.
Затем Миколка словно очнулся. Деревяшка его упрямо застучала в пол. Николай Николаевич бросался то к ватнику, то к заячьему треуху, торопился…
— Покажу вам берлогу одну… Не иначе, паразит, к Палагее кинулся. У той самогонка круглый год… Быдто ключ горючий из-под земли вытекает… И перина у Палагеи мягкая. Ступайте за мной. Покажу, так и быть!
Вышли на двор. Миколка даже дверь не стал запирать.
Прошли с десяток шагов, и Орлова потянуло оглянуться на обиталище Миколки. Жалкая, покосившаяся, как бы уткнувшаяся носом в грядки избушка-банька. Приют старого холостяка, жившего более чем скромно…
А сам он, не столько опираясь на бугристый еловый дрючок, сколько размахивая им, неистово хромая, стремительно вел за собой людей.
Но вскоре калека явно выбился из сил. Пришлось идти медленнее.
Орлов только сейчас обнаружил на лице Бархударова слезы. Они гнездились в морщинах, живые, неожиданные.
— Смех смехом, а что я… супружнице скажу? Про Леночку? Не уберег… Как я работать без ее буду? Беда-то какая…
— Замолчите, Бархударов. Плачьте про себя. — Орлов сдержанно стукнул истопника по плечу, призывая опомниться.
— Нет, плачьте, драгоценнейший!.. — ввязался в разговор Туберозов. — Я недавно открытие сделал! — выкрикивал укротитель сквозь одышку, поспешая за всеми. — Оказывается, мы все… Рано или поздно… Умрем тоже! Исчезнем. Я как-то все думал, что не умру… Люди умирают… значит, так надо. Неосторожно живут или еще что… А я — не умру! Оказывается, ничего подобного, драгоценнейший!
— Да заткнитесь вы со своим открытием! — не сдержался Орлов. — Нашли чем хвастать…
Бежали, или так казалось, что бежали, довольно долго. На другой конец города. По направлению к спиртзаводу. И Орлов успел пожалеть, что не выехал в этот новый, тревожный день на полуторке. Но тут же и подумал: хорошо, что не на машине. Без нее — тише. У Мартышкина уши молодые, внимательные. Не спугнуть бы субчика…
Миколка вел переулками, щелями, тропками… Пробирались садами-огородами, как в лесу.
— Вся надежда на то, что он пьяный… — остановившись, Миколка прошептал свою догадку-мысль Орлову. — Я первый в домичек войду, голос подам… Они отопрут. Известный я им. А вы домик-то обойдите… Да по углам встаньте. Чтобы не проворонить. Дайте мне парабел… На случай чего.
Орлов потянул из шинели револьвер, вручил его Миколке. Трофейный автомат с одним патроном в стволе, бесполезным грузом висевший на груди, Орлов закинул на спину, чтобы не мешал в момент решительных действий. А инвалиду сказал: