Волчара

Я знал, что уже пора вставать, но это ужасно не хотелось делать. Рядом лежала Машка, как всегда, разметавшись во сне и вытеснив меня почти полностью с моей половины. Я легонько поцеловал ее в плечо. В эти утренние минуты она выглядела особенно соблазнительной, хотя злилась, когда я начинал к ней приставать. Я нехотя встал и пошел в ванную, где побрился и почистил зубы. Это повышало мой шанс исполнить с Машенцией некий старинный, почитаемый многими, обряд единения мужского и женского начал. Та уже не спала и подозрительно на меня поглядывала. Взгляд моих голодных глаз очевидно ничего хорошего не предвещал.

– Можешь губы не раскатывать, – решительно сказала она. – Я не хочу, и вообще еще не умылась.

Чтобы

понять сказанное женщиной, никогда не нужно воспринимать буквально то, что она говорит. Если бы она просто сказала «не хочу» – это, скорее всего, и было бы «не хочу и не буду». Но добавление, что она еще не умытая, полностью меняло смысл фразы. «Солнышко, – про себя мурлыкнул я, – ты не отказываешь, а просто хочешь привести себя в порядок и вкусно пахнуть».

И я театральным жестом показал ей на дверь ванной.

– Прошу вас, мадемуазель.

Но вместо того, чтобы пойти туда, она включила телевизор.

– А ящик-то нам зачем? – удивился я.

Машка обиженно на меня посмотрела.

– Ты что, забыл, что я снялась для рекламы? Меня вот-вот должны показать перед новостями.

Я действительно забыл. Машка была начинающей актриской, и ей было жизненно необходимо стать узнаваемой. Она хваталась за все, включая рекламу. Я терпеливо сел и внимательно, как на старого друга, встреченного после долгих лет разлуки, уставился на экран. И в самом деле, после нескольких совершенно бредовых роликов появилась моя Машка. На фоне игрушечного псевдодеревенского домика в окружении таких же игрушечных детей она рекламировала какой-то сок. Самый-пресамый натуральный в мире. Я как-то запивал им водку. Гадость, пахнущая канцелярским клеем.

– Ну как? – строго на меня глядя, спросила Машка. – И не вздумай говорить, что это не Станиславский и даже не Тарантино. Это просто кусок хлеба.

– Чудесно, – довольно искренне ответил я. – Особенно в сравнении с другими. Ты без сомнения удалась. Режиссер оказался на высоте. Какой полет фантазии. Он одел тебя в короткое расклешенное платьице альпийской гретхен и вместе с одетыми, как маленькие гансики, детьми впихнул в антураж русской деревни. Особенно, к моему и, полагаю, зрительскому удовольствию, ему удались твои стройные ножки, которые соблазнительно мелькали, открываясь то пониже, то повыше.

Машка засмеялась.

– Ты просто сексуальная скотина.

Дальше пошел бессмысленный текст, но в итоге, несмотря на утренний просмотр рекламы, утро оказалось прожитым не зря.

На работе же была обычная заморочка. Подписи, звонки, эсэмэски. Директора, Тимура Арсеньевича, как обычно, не было, и отдуваться пришлось мне, его первому заместителю. Но своей работой в целом я был доволен. Меня и моих коллег, как догадался бы любой дурак, за глаза прозвали «Тимур и его команда», хотя мои отношения с боссом были достаточно сложны. Он ценил меня за деловые качества, но всегда сдерживал в попытках проявить излишнюю самостоятельность.

Сам он – из бывших партийных номенклатурщиков. А те всегда умели есть из всех кормушек. Среди них Тимурчик относился к умеренным, наверное, потому что был умным. Он без сомнения был конформистом и, когда надо, дружил с необходимыми, пусть не всегда приятными людьми. А главное, у него было существенное преимущество: на откровенную подлость босс способен не был. Поэтому наша фирма со всеми сохраняла хорошие отношения, и нам не грозили ни прокуратура, ни бандитские наезды. У Тимура были неплохо налажены связи и с бандюками, и со слугами народа. Хотя этими связями он пользовался только в крайнем случае. И не без причин. Во-первых, обязываться Тимур не любил. Во-вторых, он был до смешного честен в делах. И, в-третьих, ему это не надо было. Босс был старомоден. Не упуская явной выгоды,

он не стремился к обогащению и власти любой ценой. У него, слава богу, было более чем предостаточно денег, но он не строил себе дворцы а-ля арабский шейх, не ездил на самых дорогих иномарках и в строгости держал своих взрослых детей, не давая тем транжирить папины деньги. В общем, он был в какой-то степени атавизм, хотя такими, наверное, и надо было бы быть всем нам. И, наконец, мой босс в деловом отношении гениально устроился. Имея приличные доходы, он оставался только директором, а не хозяином. И в проблемных случаях любил делать вид, что он человек маленький. Руководимая им компания была не самой большой частью огромного объединения, принадлежавшего господину Кагановскому, олигарху, который весьма ценил честность и умеренность Тимура.

Я – другой. Мне нравится разумный риск. Я уверен, что человек имеет право насладиться жизнью до того, как состарится и превратится в того же Тимура. Но приходилось себя сдерживать и подлаживаться под непосредственного начальника. Тот же, надо отдать должное, старался прислушиваться ко мне, но, так сказать, в определенных рамках. Сочетал политику кнута и пряника. То рекомендовал остудить голову, то оставлял на меня руководство компанией и говорил, что у него нет лучшего преемника. Ему, кстати, было 57, а мне 37, и как-то на каком-то рауте он сказал, что через пару-тройку лет на все плюнет и начнет с женой разводить цветы. Что ж, вероятно, имело смысл подождать.

Но мне, обыкновенному человеку, хотелось боль-шего. Я был уверен, что Тимур меня все-таки недооценивает. Он и представить не мог, от какого количества выгодных, хотя и немного рискованных предложений мне приходилось из-за него отказываться. Я уж не говорю о соблазнительных и таинственных конвертиках, которые я всегда отвергал. Хотя я не ангел и с удовольствием отправился бы в круиз по Средиземному морю, оплаченный кем-то за оказанную мной услугу. Мне это не кажется нечестным. Просто необходимо соблюдать меру. Но, возможно, я так думаю потому, что до последнего времени мне не предлагали действительно крупную взятку.

И вот теперь это случилось. Я должен был всего-то посодействовать тому, чтобы фирма вложила деньги в строительство междугородного скоростного шоссе по типу немецких автобанов с перспективой дохода от эксплуатации самой дороги и сопутствующей ей инфраструктуры.

Такое предложение бывает, может, раз в жизни, но меня смущала настойчивость обратившихся ко мне бизнесменов, представлявших некую фирму «Сибирские дороги». Хотя те объяснили ситуацию просто и логично. А может, даже и правдиво. Это была, так сказать, история очень «нашенская».

Решили как-то большие, высоко сидящие дядечки ударить в который раз по бездорожью в стране и в связи с этим строго погрозили местным властям пальчиком. Давайте, мол, стройте. Но пилюльку все-таки подсластили и пообещали частичное базисное финансирование из средств госбюджета. Засуетились местные начальнички, надо ведь указивку выполнять. Только сверху не объяснили, куда дороги-то прокладывать. Страна вон какая большая. И куда ни плюнь, везде одно и то же, и всем дороги нужны. А их-то родимых, да еще и хороших, как раз и нет, разве что единичные и не шибко длинные. И все правительственные. Вот тогда-то один из молодых да ранних губернаторов возьми и брякни на каком-то совете. А давайте соединим дорогой наши сибирские Уганск и Нежинск. А между ними на минуточку девятьсот километров. Идея вовсе не была глупой. Оба города бурно развивались, а железнодорожники давно уже не справлялись. Обрадовались все, засуетились. Начали совещания собирать, проводить консультации и экспертизы. И дело было совсем на мази, как вдруг вышел какой-то госчин от больших дядечек и сказал: