Волчара
Шрифт:
Машка стукнула меня диванной подушкой и ушла на кухню, а я злорадно продолжал орать ей вслед.
– Нет. Наверно, это будет намного более серьезный фильм. Представь. Герои жили вместе долго и счастливо, но пришла беда. Он попал в аварию и сломал ногу. Нога постепенно зажила, и он снова начал ходить, но это была только видимость благополучного завершения его мытарств. Он никому не рассказывал о своей тайне. Эта нога была опорной и категорически необходима для исполнения супружеских обязанностей, иначе не на что было опираться. А теперь она перестала действовать как надо. Он продолжал надеяться на чудо, но оно не происходило. Он пробовал и так, и эдак. Но все было не то. Жена принесла
На кухне послышался грохот. Видно, Машка кокнула что-нибудь. Это на нее похоже. А через секунду она фурией ворвалась в комнату.
– Ты гадкий, ползучий, подлый гой-москаль. Чтоб тебе самому в аварию попасть. И чтоб тебе поотрывало твои причиндалы.
Это, наверно, нехорошо, но я развлекался, глядя на нее, когда она сердилась.
– А скучать по причиндалам не будешь? – серьезно спросил я.
Машка вдруг непривычно строго на меня взглянула.
– А что мне скучать? Они свое дело уже сделали.
Я сразу посерьезнел.
– Что ты имеешь в виду?
Машка нелегко вздохнула и села.
– А то и в виду. Залетела я случайно. Ты ведь проходил в школе, от чего дети рождаются.
Мне сегодня этого как раз и не хватало. И я совершенно не знал, как себя вести. Единственное, в чем я был уверен, что наиболее оптимальным вариантом была бы максимально нейтральная реакция. Ни гнева, ни радости. И то, и другое, как говорится, чревато боком.
– Так что же мы будем делать? – Я намеренно сделал акцент на местоимении «мы».
Машка по-женски снисходительно на меня посмотрела.
– Да не волнуйся ты, дурачок. Это мои проблемы. Не могу ж я к концу сериала сниматься с пузом. Сделаю аборт. Не я первая, не я последняя.
В тот вечер я бы хотел, чтобы она, как всегда, рассердившись, ушла ночевать к себе. Но этого не произошло. Более того, начало ночи мы провели активнее, чем обычно, хотя, залезая под одеяло, я клялся, что просто повернусь на бок и усну. Наконец, мы выдохлись. Машка мягко поцеловала меня в губы и чуть слышно шепнула:
– Родька! Женись на мне.
Я изобразил удивление. Машка несильно хлопнула меня кулачком по лбу.
– Ладно, спи. Проехали. Считай, что я ничего не говорила.
И она от меня отвернулась.
В среду Тимур сообщил, что завтра с утра мы едем в аэропорт встречать Нёму. Я вызвал свою секретаршу Генриетту Карловну. Не стандартную, как у большинства, смазливую мордашку с нахально выпирающей грудью и длинными ногами, а мою милую фрекен Гету. С ней мне было хорошо. Она выглядела как милая, немолодая, но моложавая полноватая тетушка, к которой племянники рвутся на выходные, чтобы поесть вкусные плюшки. Главное, она была деловая донельзя. Мы с ней давно ладили и с удовольствием играли в игру, в которой я изображал безалаберного молодого шалуна, а она строгую, но любящую матрону. Вот она-то и вошла по моему зову в кабинет. Я сказал ей, что мы едем завтра встречать Олигарха, и попросил по возможности выкроить в моем графике пару свободных часов для подготовки к встрече. Генриетта
– Мальчик мой! Не рассказывай сказки пожилой женщине, что ты два часа будешь сидеть сиднем в уединенном, как сортир, месте и думать. Насколько я тебя знаю, чтобы шевелить мозгами, тебе никакое уединение не нужно. И не изображай непонимание. Ты ведь, Родик, ушлый господин, а не тот, за кого себя выдаешь. Признайся старой тете, зачем тебе два часа? Их ведь у меня нет. Но я смогу постараться, если признаешься. Что случилось? Явочная квартира провалена? И тебе нужно спасать рацию?
Я засмеялся и протестующе замахал руками.
– Гета, прекратите. Я не знаю, плакать мне или смеяться над тем, что вы меня изобразили таким двуличным и коварным, но, по правде говоря, ужасно трушу перед завтрашним днем, потому что я не просто группа сопровождения, но лицо, включенное в обсуждение проекта. И то, какое я произведу впечатление, может сыграть в моей карьере немаленькую роль. Мне действительно необходимо от всего отвлечься и хорошенько подумать, что же я буду говорить.
В результате благодаря усилиям Генриетты день прошел спокойно. И только один раз мое сердце екнуло. Звонил Виктор Юрьевич из «Сибирских дорог», а я этого не ожидал.
– Родион Николаевич! Я соскучился по вашему голосу. Как у вас дела?
Я что-то буркнул в ответ.
– Вы чем-то раздражены? – со скрытой насмешкой спросил тот. – Не горюйте, жизнь так прекрасна. – И он перешел на серьезный тон. – Я лишь хотел узнать, остается ли ваше решение в силе?
Его вежливо-насмешливая манера разговаривать действовала мне на нервы, но я не менее вежливо ответил:
– Я, Виктор Юрьевич, остаюсь при своем.
Утро было хмурым. Над головой низко висели грязно-серые тучи. Небо, казалось, было беременно дождем, но никак не могло разродиться. Только время от времени накрапывала какая-то скользкая гадость. В зале «VIP» аэропорта было много народа, похоже, в основном журналистов, и мы с Тимуром даже как будто затерялись. Наконец, прилетел и долгожданный гость. Олигарх всем привычно приветственно безадресно улыбнулся, но интервью давать не стал. Он официально пожал Тимуру и мне руки и поспешил к своей машине.
Однако и у себя в офисе я еще какое-то время просидел в ожидании, пока Генриетта не сообщила, что меня ждут.
В кабинете Тимура повернувшись ко мне бочком, Олигарх выговаривал кому-то по мобильнику. Его голос был буднично скучен, но именно такого сухого тона больше всего и боялись его подчиненные. Я, хотя и был замом директора компании, напрямую с Олигархом практически не общался и впервые слышал, как он устраивает нагоняй. Но старался не прислушиваться. Тимур в это время разливал по бокалам виски. Этот напиток Нёма любил, а мы были рады составить ему компанию.
В углу кабинета я заметил молоденькую худенькую девушку. Наверно, референт какой-нибудь, подумал я. Она показалась мне немного несуразно одетой. Но, приглядевшись, я понял: ее одеяние укладывается в определенный гармоничный и идущий ей стиль. И стоило оно, кажется, недешево. А еще я увидел ее симпатичную глазастую, хотя и чуть стандартную мордашку. Она, не обращая ни на кого, включая самого Олигарха, внимания, читала какую-то книжку. Бог ты мой, она читала Монтеня. А я, по-честному, не то чтобы был большой в нем специалист, но вообще его не читал, хотя все-таки и был не пальцем сделанным. В голове вертелось название какой-то книги. «Опыты», вспомнил, наконец, я. Стараясь не привлечь внимания начальства, я чуть придвинулся к девушке и, не скрываясь от нее, скосил глаза, пытаясь прочесть название. «Апология Раймунда Сабундского». Ни хрена себе.