Волчье Логово
Шрифт:
Сброшенная лестница повалила семь других, убив больше сотни солдат. Боясь, как бы их не постигла та же участь, оставшиеся готиры слезли вниз и отступили за пределы выстрела. Ликующие надиры сбросили наземь оставшиеся стволы. Субай, бросив свой резерв, взбежал на стену, повернулся к врагу спиной, спустил штаны и обнажил зад. Надиры взвыли от восторга.
Орса-хан, высокий полукровка, поднял меч над головой и стал выкрикивать какие-то слова. Защитники подхватили их, посылая свой громовой клич недоумевающим готирам.
— Что они кричат? —
— Это конец боевой песни Волков, — сказал Сента. — В стихах я перевести не сумею, но примерно это звучит так:
Мы надиры,
Вечно юные,
Сталью пытаны,
Победители.
— Никто их особо сталью не испытывал, — заметил Ангел.
— Поэт он и есть поэт, — засмеялся Сента. — Ступай перевяжи себе руки, ты все закапал кровью.
Глава 18
Быстрое течение лет и сопутствующий этому упадок сил бесконечно раздражали Кеса-хана. Он с юности занимался тайными науками — учился повелевать демонами и странствовать по туманным тропам, ведущим в прошлое и будущее. Но тогда, будучи молодым и полным сил, он еще недостаточно отточил свое мастерство, чтобы осуществить все это, — теперь же, когда все ему доступно, ветхое тело отказывается ему служить.
Да, жизнь — подлая штука, признавал Кеса-хан, невольно усмехаясь над тщетой существования. Он разворошил огонь в своей жаровне, стоявшей на каменном полу в верхней комнате замковой башни. Потом взял из глиняного горшочка, поставленного заодно с прочими драгоценными сосудами вокруг огня, щепотку зеленого порошка и бросил в пламя. Перед ним возник Нездешний, входящий в городские ворота Гульготира. Он был одет, как сатулийский торговец — в серый шерстяной балахон и бурнус, перевязанный косичкой из черного конского волоса. На себе он тащил огромнейший тюк и шаркал ногами, точно скрюченный ревматизмом старик. Кеса-хан улыбнулся.
— Цу Чао ты не проведешь, но никто другой тебя не узнает, — сказал он. Картина померкла раньше времени, и Кеса-хан, тихонько выругавшись, подумал о кристалле, лежащем на золотом полу под замком. “С ним ты опять помолодеешь, — сказал он себе, — и проживешь еще много столетий, помогая Собирателю”. — Полно, — сказал он вслух. — Будь это так, разве не увидел бы ты себя в одном из будущих? Не обманывай себя, старик. Смерть близка. Ты сделал все, что мог, для будущности своего народа, и тебе не о чем жалеть.
— Не многие могут сказать о себе такое, — раздался голос Дардалиона.
— Не многие живут ради одной-единственной цели, как жил я.
Дардалион стоял на пороге.
— Входи, священник. Тут сквозняк, а мои кости уже не столь молоды.
В комнате не было мебели, и Дардалион, поджав ноги, сел на коврик.
— Чему я обязан этим удовольствием? — спросил старый шаман.
— Ты непростой человек, Кеса-хан, и мне недостает твоей хитрости. Но и у меня есть кое-какая власть. После нашего последнего разговора я тоже совершил путешествие
— Только одного? — злобно блеснул глазами шаман. — Их ведь сотни.
— Не сотни — тысячи. Целая паутина возможных будущих. Но я рассматривал далеко не все вероятности. Я шел по тропе, ведущей от Кар-Барзака и от ребенка, зачатого здесь. Это девочка — прекрасная девушка, которая станет женой молодого вождя. Их сын будет могуч, а внук — еще могущественнее.
Кеса-хан вздрогнул.
— Ты постиг все это за один-единственный день? У меня на это ушло пятьдесят лет.
— На этот срок ты и сократил мне путь.
— Что еще ты видел?
— Что именно ты хочешь знать?
Кеса-хан молча прикусил губу.
— Я и так все знаю, — солгал он наконец. — Ничего нового ты мне не скажешь. Нашел ты Нездешнего?
— Да. Он вошел в Гульготир переодетым. Двое моих монахов ограждают его, чтобы его не смогли обнаружить.
Кеса-хан кивнул.
— Подходит срок, когда нужно будет отправиться за кристаллом, — сказал он, глядя в огонь.
— Его надо уничтожить.
— Как скажешь. Ты должен будешь послать одного из своих людей — священника, невосприимчивого к чарам кристалла. Есть у тебя такой?
— Кристалл чем-то опасен для него?
— Да. Даже спящий, кристалл излучает силу, дурманящую человека, как крепкое вино. Человек, которого ты пошлешь, должен держать в крепкой узде свои… ну, скажем, страсти. Любая его слабость увеличится там стократ. Надиров я туда посылать не стану.
— Ты сам знаешь, у меня есть только один человек, способный противостоять подобному злу. — Дардалион подался поближе к шаману. — Но скажи мне, Кеса-хан, что еще находится там, внизу?
— Ты такой мастер, почему бы тебе не узнать самому? — не сдержав усмешки, ответил старик.
— В подземелье дух проникнуть не может. Этому препятствует некая сила, во много крат превышающая все, с чем я сталкивался раньше. Но тебе, старик, известно очень многое. Я не прошу твоей благодарности и не нуждаюсь в ней, мы пришли сюда не ради тебя. Все, чего я прошу, — это немного честности.
— Ты можешь просить о чем угодно, дренай, но я ничего тебе не должен. Если тебе нужен кристалл, добывай его сам.
— Прекрасно, — вздохнул Дардалион, — так я и сделаю. Но Экодаса в эту преисподнюю я не пошлю. Я пойду туда сам.
— Кристалл погубит тебя!
— Возможно.
— Ты глупец, Дардалион. Экодас во сто крат сильнее, чем ты, и тебе это известно.
— Да, мне это известно. — Настоятель улыбнулся, но улыбка тут же погасла, и черты его отвердели. — А теперь довольно притворства. Экодас нужен тебе. Без него твои мечты пойдут прахом. Я побывал в будущем, Кеса-хан, и видел больше, чем ты полагаешь. Сейчас все висит на волоске. Один неверный шаг — и твои надежды никогда не осуществятся.
Шаман, внезапно успокоившись, подбавил хвороста в огонь.