Волчье правило
Шрифт:
– Я должен сделать официальное заявление, – заговорил могильным тоном Хантер (с силой раз за разом прижимая красавицу к афганским грунтам, покрытых тройным слоем десантных спальных мешков). – Что все попытки навязать мне покушение на убийство майора Волка является ничем иным, как стремлением дискредитировать меня перед личным составом, партийной и комсомольской организациями вверенного мне подразделения!
– Вижу, что ты хорошо подготовился. – Наглец вытер лоб свежим белым платочком. – Я имею сведения, что на боевых ты передвигался весь обвешанный трофейным оружием. Вот у меня записано. – Он
– Ты разве не знаешь приказа командующего армией – сдавать по описи любую единицу любого трофейного оружия? – мерзко улыбаясь, приблизил он свою морду к Александру (который стремительно приближался к очередному ночному оргазму).
– Знаю, – усмехнулся афганский Казанова. – Тем не менее единственное, что у меня было, – это пистолет автоматический системы Стечкина, – он умело соединил правду с вымыслом. – Я передал его полковнику Худайбердыеву из политуправления ТуркВО, так как это оружие при жизни принадлежало вашему коллеге – майору КГБ Аникееву, зверски замученному в душманском плену. Через ваших коллег пистолет должен попасть в семью погибшего сотрудника КГБ СССР…
– Ты из меня слезу не выжимай! – поперхнулся дымом майор. – Остальные трофеи где? – Видно было, что история с Аникеевым и его оружием оказались для него новостью.
– Остальные трофеи остались в воображении ваших стукачей, – (Александр не отвлекался от настоящей мужчинской работы). – То есть, прошу извинения, информаторов, товарищ майор.
– Ты не п…ди, – тяжело дыша, словно разгружал вагоны, проговорил майор. – Все одно я тебя расколю!
– Каждый имеет право на ошибку, как сказал великий Омар Хайям, – промолвил Петренко, вспомнив привычку Худайбердыева украшать свои речи выражениями восточных классиков.
Часть восьмая
Буру-бухай, Афганистан!
Эффект весла, сломанного на голове
– Хорошо! – контрразведчик плюнул бычком под Сашкины ноги, запихивая бумаги в полевую сумку. – После допроса в прокуратуре ты у меня запоешь совсем по-иному, – привычно перекинул ответственность с себя на других отпетый негодяй в майорских погонах. – Явишься с повинной, но будет уже слишком поздно! – продолжал он бормотать себе под нос.
– Сомневаюсь, однако! – закусил сигарету зубами Александр, приподнимаясь со стула (они с Оксаной тоже перекуривали в паузе между коитусами). – Поскольку не имею вины, чтобы являться с повинной…
– Ты, сопляк! – подлетел к старшему лейтенанту взбешенный майор, схватив за петельки. – Я ж тебе сейчас чисто по-мужски морду набью!..
На этот раз Хантеру пришлось раньше времени выйти из мира грез (прости, красавица!), возвратившись в «здесь и сейчас».
– Это ты, майор, зря. – Он оттолкнул наглеца с такой силой и злобой, что тот отлетел в противоположный угол палатки. – Я тебя, курву, сейчас порву, как Бобик фуфайку, – вспомнил он полтавскую поговорку. – А когда на твой бабский визг прибегут политотдельцы, заявлю,
– Ты, ты… – задыхался от праведного гнева Гнус. – Ты не понимаешь, салага, с кем связался! Я ж тебя… Да ты у меня…
– А еще, козлик, – Хантеру было нечего терять (Оксанка подалась в генеральский пищеблок), – сдается мне, ты – из Полтавы, землячок мой? Так у меня там полным-полно друзей, которые легко исполнят мою просьбу: донесут твоей жене, как ты Макитру, походно-полевую жену Михалкина, петрушишь в свободное от поисков шпионов время. Как тебе такая перспективка? – гремел Хантер, подступая к испуганному майору.
– Что за шум и гам? – послышался знакомый голос перед палаткой – в клуб зашел Тайфун с довольной физиономией.
– Вот, – начал привычно блефовать Хантер. – Набросился майор Иванов на меня с пистолетом, хотел застрелить! Угрожал, дескать, если не сознаюсь в государственной измене и в покушении на генерала Галушко, он мне яйцо отстрелит! А я ж без оружия… – натурально пожаловался он.
– А я – единственный свидетель! Я все слышал собственными ушами, все видел собственными глазами! Сейчас я направляюсь к генералу Захарову, – поддержал игру Тайфун. – И, по распоряжению члена Военного Совета нашего войскового соединения, проведем партийное расследование по факту превышения служебных полномочий начальником особого отдела, коммунистом, майором Ивановым, на почве бытовой распущенности и беспорядочных половых связей! – Спецпропагандист щедро сыпал перлами персональных партийных дел.
– Слушай, майор, – Гнус хрипло обратился к Тайфуну. – Пусть старлей выйдет, а мы с тобой один на один переговорим…
Хантер вышел из душной палатки, с удовольствием раскурив потухшую сигарету на свежем воздухе. Ветерок высушил пот и успокоил напряженные нервы. Клубные переговоры заняли не больше трех минут – Тайфун оказался настоящим мастером переговорных процессов. Ничего не говоря и не глядя на старлея, Гнус стремглав выскочил из палатки, рванув к вертолетной площадке.
– О чем трепались? – поинтересовался Александр.
– О политике вашего взаимного ненападения, ха-ха-ха! – громко захохотал майор, и только сейчас Хантер понял, что тот основательно «под градусом». – Ты – ничего не помнишь, он – тебя не знает. Если он нарушит свое обещание – я сдаю его по полной программе. В тебе я не сомневаюсь, что смальца в твоей голове хватит, чтобы не лезть поперек батька в пекло, то есть не дразнить спящего тигра, теребя его за усы, – продемонстрировал Тайфун знания украинско-китайского фольклора.
– Добро, – согласился Хантер. – Я к нему теперь ни на сантиметр, пусть живет, шакал!..
– Это правильно, – согласился майор. – А ты молодцом держался, я минут десять вас слушал, удивляясь – как ты вежливо разговариваешь. Афорин! – похвалил он старлея. – А чего в конце сорвался?
– Ночь любви, к сожалению, была очень коротка, – улыбнулся тот. – Была б это зимняя декабрьская ночь, а еще лучше – полярная! На большее смальца, как ты говоришь, не хватило! – засмеялся старлей. – А чего это ты в разгар рабочего дня, на ПКП армии, так на грудь принял? – спросил он земляка, которого потихоньку все больше развозило.