Волчье правило
Шрифт:
– Алейкум асалам! – ответил сорбоз, тупо глядя осоловевшими глазами, в которых явным образом проявился расширенный «кошачий зрачок» – демаскирующий признак наркоманов.
Однако руку пожал. Сашка присел напротив, держа руки на автомате, лежавшем на коленях.
– Чего это вы здесь так расслабились, бача? – спросил замполит роты, обведя рукой по кругу.
Он уже понял – его собеседник понимает по-русски, поэтому и спрашивал.
– Знаиш, шурави, – пыхнул горьковатым дымком с запахом полыни афганец. – Биль мы нидавно на Панджшер, вместе с вашими, атак
– Что же они вытворяли? – с ухмылкой спросил десантник, рассматривая молодое, но уже побитое жизнью лицо афганца (война, наркотики и тяжелые погодно-климатические условия уже давали о себе знать – в свои двадцать пять лет афганец выглядел на все сорок).
– Один раза вночь прахадить ми ваш «точка». На бэтээр ми ехать, ха-ха-ха! – зашелся идиотским смехом афганец. – Так «точка» ваш весь пьяной и обкуренной спат-лижат. Ми у них АГС украля, ана и не праснулася, ха-ха-ха! – снова заржал сорбоз.
Хантер нервно задвигал желваками. Из разговоров между офицерами он знал, что некоторые подразделения, разбросанные на «точкам», мягко говоря, были «обесточенными». Тамошние офицеры и прапорщики частенько беспробудно пьянствовали, дотягивая до замены по принципу: «С утра не выпил – день пропал!», а срочники, по большей части, занимались дедовщиной или поисками наркоты. Местами доходило и до «братаний» с «духами»…
Однако на боевом выходе спать так, чтобы не услышать грохота колонны, позволив увести из-под носа тяжелое вооружение… такого молодой офицер не мог себе даже вообразить.
– АГС куда дели? – спросил он у собеседника.
– Наш командор душман продаль, ха-ха-ха! – заржал сорбоз.
Хантер обиделся. Нет, не за ту пехоту, что прое… ла автоматический гранатомет станковый (пусть за нее обижаются те, кто там служит), а вообще – за Вооруженные Силы всего Союза ССР. Первым желанием было – хорошенько врезать с ноги по морде дерзкому таджику (принадлежность собеседника именно к этой национальности, он идентифицировал по специфическому северному говору), но что-то его удержало. И слава Богу…
– Ты не злис, шурави! – по-простому сказал афганец. Очевидно, в обкуренной голове сбереглись остаточные явления умственной деятельности. – Ты, видна, асокер маладой, горячей! – уже без смеха говорил афганец. – Не спеши, не спеши, не спеши! Знаиш такой сказка?
– Знаю, бача, – подтвердил десантник, сердито осматривая собеседника. Рассиживаться не оставалось времени – раненых нужно было везти на ПКП. – Ты откуда язык знаешь? – спросил он неожиданно сорбоза. – В Союзе учился?
– Нис! – возразил афганец, сквозь затяжки чарса. – Я таджик, жиль река Пяндж, напротив ваш Таджикистан, – сообщил он. – Деда моя биль басмач, воеваля с шурави, в тридцатой год Саветы вигналь его из Таджикистан в Афганистан. Многа брата моя живьет в Саюзе, я там биль два раз…
– Как это был?! – изумился Хантер, – А как же пограничники? – он был твердо уверен: «Пограничник наш не спит, мирный сон наш охраняет, родную землю бережет», и что наша граница всегда на замке.
– Зельйоный фуражка
Это было для Петренко откровением…
– Кем же ты служишь? – уже успокоился он.
– Тарджамон, – находясь где-то в нирване, сообщил таджик. – Как нада перевести вам вот нас, илья нам к вам – тута я как здеся.
– Чего против нас не воюешь? Дед же воевал? – подколол переводчика старший лейтенант.
– А дед гаварит, – было очевидным, что в таком состоянии тарджамон не мог врать. – Гаварит, рано пака…
– Что, он и до сих пор жив? – не поверил Хантер. – Сколько же ему лет?
– Девяносто будет, – начал проявлять признаки какой-то радости или чего-то подобного сорбоз. – Аднака на глава не балееть!
Часть шестая
Спецоперация «Иголка»
Рукопаха
– Нахз! – на дари подвел черту Александр. – Скажи, тарджамон, почему вы так беспечно себя ведете? И чего нам ждать по пути к плато Магураль?
– Будиш? – неожиданно предложил таджик и осторожно протянул Хантеру огромную самокрутку с чарсом.
Длинный кончик «козьей ножки», более чем на половину состоявший из пепла, держался неповрежденным. Петренко знал – для «наркомов» это является самым желанным угощением. Таким образом таджик демонстрировал опыт и мастерство в обращении с наркотой, а с другой стороны, Хантер догадался – сорбоз выказывает ему знаки большого уважения.
– Ташакур, бача, – поблагодарил он таджика. – Но я не употребляю наркотиков.
– А водка йок, – загрустил переводчик. – Извени…
– И не нужно, – перебил его десантник. – Ты не ответил на мой вопрос. Почему вы так себя ведете? – он вновь обвел рукой вокруг. – Что нам ожидать на пути к плато Магураль?
– Наш туран иметь братка там, – таджик выдохнул кайфовым дымком в сторону Пакистана. – И он в этот ноч там. А мы никому ни нюжний. А у нас у рота не все спат-лижат, – на всякий случай сообщил он. – Адин-два-три сорбоз взяля керосинка-лямпа и пашоль, на дорога мина ставит на вас. А ваабче, киляметр атсуда – на Магураль ехат, засеб горка будет патйом, атам на вас ждат ихвани. Туда не ехай, там – Израел! Ты, туран, мене в ХАД не атдаш? Хуб? – то ли спрашивал, то ли утверждал таджик.
– Хуб! – ответил старший лейтенант, встал, пожимая руку внуку басмача.
Времени не было, поэтому Петренко, не прячась, напрямик направился к своей машине. Кролика поставил замыкающим.
– Почему я?! – забеспокоился выдающийся представитель отряда грызунов, вытирая вспотевшее лицо.
– Потому как ты – тяжелобронированный, тебя даже из ДШК не пробьют! – бросил Хантер на ходу.
Шли быстро, Прогнимаку было жарко, он все время отставал и просился, чтобы десантники не спешили. Наконец добрались до техники. На подходе их перехватил Шаман с автоматом наизготовку – боевое охранение службу несло исправно. Михалкин нервничал – он метался тигром в клетке вдоль бээмпэшки, бесконечно куря свои сигареты.