Волчьи игры
Шрифт:
— Да. В чем-то очень сильно. Искушение быть просто человеком слишком велико, — признался бывший рилиндар.
— Верно. И оказался здесь, но ведь это ты так выбрал. А скажи мне теперь, Джэйфф Элир, насколько сильно ты хочешь жить?
На этот вопрос у шуриа существует только один ответ. Иначе они не дети ненасытной Шиларджи.
— Да, хочу!
Мужчина не удержался и окинул Локку… Грэйн жадным взглядом.
— Хочу сильнее, чем когда-либо прежде, Локка. Она… она ведь теперь свободная женщина.
Та оскалила зубы в волчьей ухмылке, удовлетворенная, почти счастливая этим признанием:
— А мне-то уже казалось, что ты совсем раскис и превратился в паршивого смеска! А что, сможешь жить, будучи моим должником, а?
Вопрос
— Я-то немало пожил, а вот Грэйн расстроится, — проскулил жалобно Элир. — Еще горевать станет. Разве я могу допустить такое? И… — В грязно-синем тумане его глаз затеплился злой огонек. — Да, я хочу жить. И отдам долг по первому требованию. Слово чести.
— Много на себя берешь, сын сестры. Она бы утешилась среди моей своры, — буркнула богиня, махнув рукой на Маар-Кейл. — Многие ли из них горюют о прошлом? Но ты сказал. Что ж, я подумаю. Не скучай, Джэйфф Элир.
И ушла, как будто и не приходила — была и вдруг не стало. А красноглазые чудовища задержались еще ненадолго. Только чтобы немного поделиться теплом.
Едва лишь ночь где-то там, за метелью и ветром, миновала серединный свой перевал и покатилась в сторону рассвета, черные псы разом подхватились и продолжили свой путь. На юго-запад.
Грэйн
В Янамари ударили внезапные морозы и выпал снег, и ветер над крышами Янамари-Тай выл, будто вся Свора Оддэйна, взявшая горячий след. А больше в Янамари-Тай не происходило ни-че-го. Джойн, та все ворковала над своим старшеньким, счастливая, как только может быть счастлива мать такого сына, как молодой граф Никэйн. Хоть кому-то радость от этой поездки. А ролфийка, которой быстро надоело бесцельной тенью бродить вслед за подругой, облюбовала себе графскую библиотеку и огромное кресло позапрошлого века, где даже Священный Князь поместился бы с ногами и всеми тремя женами. Книг в поместье было великое множество — сотни четыре, пожалуй, а то и пять. Рамман, даром что полукровка, содержал все это богатство с поистине диллайнской педантичностью. У библиотеки имелся собственный хранитель во плоти (Джойн утверждала, что и духов тут хватает) и аккуратный каталог. Грэйн отобрала себе пару весьма забавных трактатов вроде «Наставления полководцу достопочтенного Хереальда Мирра» и погрузилась в пучины диллайнской стратегической мысли, время от времени скептически фыркая. Здесь, в библиотеке, по крайней мере пахло книжной пылью, а не…
Тленом.
Грэйн поняла это внезапно, будто настигнутая пулей под лопатку, и выпрямилась в кресле, уронив раскрытый том «Наставлений» на колени. Вот какой запах, едва уловимый, исчезающий, витал в поместье, тревожа ноздри ролфийки и наполняя тоской душу. В Янамари-Тай попахивало падалью. Но эту призрачную струйку могильного смрада не чуял больше никто, даже Сэйган, озабоченный не столько своими обязанностями денщика и охранника, сколько борьбой с многочисленными искушениями богатого графского поместья. Соблазнов тут хватало, и если чревоугодие и винопитие никогда не считались у ролфи пороком, то вот блуд не одобрят ни богини, ни родня, ни суровая командирша.
А девушек, притом весьма аппетитных, в Янамари-Тай служило немало, хозяин же, не только обремененный графскими обязанностями, но и по уши влюбленный в свою хворую невесту, вниманием их не баловал. Невесту, к слову, ни Джойн, ни Грэйн так до сих пор и не видели. Предосторожности в отношении шуриа понятны — если девушка и впрямь больна дифтеритом, то Священную Невесту к ней нельзя подпускать и на пушечный выстрел. Еще не хватало заразиться! Но вот эрна Кэдвен чем дальше, тем больше теряла терпение. В Янамари можно просидеть до весны, так ничего и не узнав. Джойану, кажется, это вполне устроит, но не ролфийку.
«Пока я просиживаю задницу здесь, дело с Конри так и будет висеть, словно ядро на ноге у каторжника!» — злилась Грэйн, потирая онемевшую левую руку и морща нос. Со дня приезда в поместье с эрной творилось что-то странное: то под лопаткой ноет, то рука вот немеет… А уж тоска такая, что хоть вой, подпевая бурану и славя ярость Морайг! Знать бы еще, отчего Серебряная Луна так гневается? Продлись снежная буря еще несколько дней — и Янамари-Тай занесет до самых флюгеров…
Грэйн встала, разминая затекшие плечи, и прошаркала к окну. Время, похоже, уже за полночь — нынче она засиделась, а сна нет как нет… Ролфийка смотрела в метельную темноту, прижавшись лбом и ладонями к стеклу, и едва успела отпрянуть, когда окно вдруг распахнулось наружу, в ночь. Порыв ледяного ветра разом задул все свечи. Грэйн выругалась и вскарабкалась на подоконник, прикидывая, хватит ли ей роста, чтобы дотянуться до тяжелой створки высокого старинного окна… и замерла, вцепившись в раму побелевшими пальцами.
Из вьюжной темноты, нетерпеливо переступая лапами по Снежной Тропе, на нее смотрели Маар-Кейл.
Джойана Ияри
Кроме Раммана и дворецкого Юкина никто из обитателей Янамари-Тай заморской гостье не обрадовался. От шуриа успели отвыкнуть, а заодно и навыдумывать про змеиное племя небылиц и сказок. И по тому, как горничные, прижав ушки, старались прошмыгнуть мимо Джоны, она догадалась, что сказки эти страшные. Рамман хмурился, но поделать с этим ничего не мог. Людей можно заставить повиноваться, но не любить. Впрочем, Джойана меньше всего нуждалась в любви и уважении прислуги, достаточно и того, что ее с радостью встретили духи. Чуть шире стали улыбки предков на семейных портретах, перестали скрипеть ставни, а камины почти не чадили. Дом ласкался к бывшей хозяйке, как старый кот, прекрасно помнивший, кто всегда угощал его рыбкой и не жадничал со сливками. Он, как мог и умел, одаривал Джону покоем и уютом: ни единый утренний сквозняк не осмелился ущипнуть шуриа за голую ягодицу, никакая мышь не отважилась скрестись в ночи. И все-таки Джойана Алэйа была здесь лишней. Нет, не чужой, но уже лишней. В Файристе, в Янамари-Тай, в жизни сына. Рамман, конечно, рад свидеться, глядит на мамочку с умилением, хвастается успехами и жаждет познакомить с невестой, но нет-нет да и мелькнет в его серых, почти ролфийских глазах легкое раздражение: «Неужели нельзя было дождаться их с Илуфэр в Амалере?»
А вот нельзя! Джона и так слишком долго ждала удобного момента и повода, а терпение никогда не считалось шурианской добродетелью.
— Ты злишься?
— Еще как, — буркнула Джона, ковыряясь в каше и вылавливая из нее изюм.
— Я не хочу рисковать твоим здоровьем.
— А такое впечатление, будто ты ее прячешь от меня. Познакомь нас, и я тут же вернусь в Амалер.
«Да, да, да! Обиженная, несчастная, отвергнутая мать, выгнанная из собственного дома». Что-что, а жалеть себя шурианка умела, любила и всегда делала это с размахом и вкусом.
Рамман изумленно уставился на мать.
— Ты не можешь уехать в одиночку, без эрны Кэдвен.
— Что?
Джойану словно кипятком ошпарили.
— Где Грэйн?
— Ночью разбудила меня, потребовала упряжные сани и умчалась. Одна, без денщика. Сказала, что ее позвали Маар-Кейл…
Шуриа вскочила, швырнула салфетку на пол и умчалась допрашивать ир-Сэйгана. Уж она-то наслышана про Маар-Кейл. Даром, что ли, двадцать лет с хелаэнаями бок, можно сказать, о бок прожила. Причем с одним из них в буквальном смысле. Вилдайр на то и Священный Князь, чтобы разбираться в потусторонних слугах Оддэйна лучше других. А еще Хозяин Архипелага любил немножечко попугать свою Невесту на сон грядущий.