Волчьи игры

Астахова Людмила Викторовна

— Так мы договорились, господин Эрмид? Я могу надеяться, что наш маленький секрет останется между нами?

— Разумеется, господин Пэям.

Шуриа еще не терял надежду, что фирсвитец вместо обещанной суммы подошлет к нему убийцу. Иначе какой же из него потомок Князя-Змея?!

Элайн эрн-Дагэйн леди Конри

Господин Бэхрем ответил поразительно быстро, в каких-то два дня. То ли звезды так сошлись, то ли свою маленькую змеиную норку вдохновитель шурианских повстанцев устроил поблизости от Индары. А может, почтовые кареты, по случаю наконец-то выпавшего снега поставленные на полозья, стали доставлять послания в два раза быстрее, — кто знает? Элайн

частенько сетовала на неторопливость курьеров и почтарей — иногда случается, что от вовремя полученного письма зависит чуть ли не жизнь, и далеко не все можно доверить обученному голубю. Почтовых птиц научились перехватывать едва ли не сразу, как вообще приручили. В последние годы ходили упорные слухи об электрическом телеграфе — новом чудо-способе связи, который вот-вот изобретут то ли в Файристе, то ли на Ролэнси. Дескать, оный способ сократит время доставки сообщения до каких-то часов. Леди Конри техническими новинками интересовалась, но ровно в той мере, какая потребна для Великого Дела. А связь между забавными публичными опытами с лягушками, которые устраивали для индарских зевак, и быстрой передачей сообщений на дальние расстояния в голове беглой леди покамест не укладывалась. Конечно, когда чудо-механизм все-таки появится, его надобно будет немедля прибрать к рукам и использовать на благо Правого Дела, однако покуда приходилось доверять секретные письма курьерам и связникам.

Бэхрем писал, верно, в спешке, а может, в испуге. Бумага с его и без того небрежными закорючками была сплошь усеяна кляксами и какими-то подозрительными пятнышками. То ли чихал он на письмо, то ли под суповую тарелку подкладывал. Или и вовсе нацарапал на коленке? Элайн прочла и нахмурилась. От бэхремовской эпистолы прямо-таки разило безобразной паникой.

«Миледи! Спешу сообщить Вам, что ни мне, ни другим достойным доверия людям не знакома персона, с которой Вы столь поспешно свели знакомство. Более того, не доводилось мне и слышать о семействе Эрмид. Как Вы знаете, я достаточно прожил на Острове, чтобы неплохо узнать всех сколько-то значимых его обитателей. Сей господин, о котором Вы сообщаете, пользуется именем вымышленным, что не может не порождать в душе моей самых ужасных подозрений. Вам ли не знать, сколь изощренны в хитрости могут быть Ваши и наши недоброжелатели! Моя дорогая Элайн, я поражен, я ужасаюсь при мысли о том, что Вы, известная своею осмотрительностью, могли настолько сблизиться с этим подозрительным субъектом! Вы ужасно, отчаянно рискуете, доверяя Наше Дело и себя самое подобной персоне! Я прошу, я на коленях умоляю Вас — повремените! Ни в коем случае не посвящайте эту особу в подробности Нашего Дела! Последствия для нас с Вами могут быть самыми трагическими. Со своей стороны я обещаю Вам как можно скорее изыскать способ посетить город и отвратить Вас от столь гибельного начинания. Остаюсь навсегда Ваш преданнейший друг, Бэхрем».

Трусихой Элайн эрн Дагэйн не была. Предательницей, заговорщицей и шлюхой — случалось, но трусихой — никогда. Вот и теперь она не столько испугалась, сколько разозлилась. На несколько ударов сердца позволила себе погрузиться в сладкую пряную волну ролфийского бешенства, и она начисто смыла с леди Конри последние пятнышки страха. Женщина прищурилась, поднося неопрятную бэхремовскую писульку к огню, и, пока бумага скучивалась и чернела, обращая панические мольбы союзника в ничто, все для себя решила.

Заполошный визг Бэхрема ничего не значит. Союзничек тот еще, чуть запахнет жареным — и в норку, только его и видели, а она, как всегда, остается разгребать дымящиеся руины. Нет уж, не в этот раз! Если Эрмид и впрямь работает на ролфийскую разведку — что Элайн не исключала и так! — то девять из десяти, что нужна ему не она, а как раз таки господин Бэхрем с его головорезами. Тоже приятного мало, однако в случае неудачи при известной сноровке отмыться можно даже от связи с «Новой Рилиндой». В рукаве Элайн всегда остается самый главный козырь — ее покинутый муж. Кто из Гончих

в здравом уме станет убирать ее — не только любимую супругу лорда Конри, но и единственную свидетельницу, с чьей помощью шефа Собственной Канцелярии можно прижать? О нравах, царящих в Вилдайровой Своре, леди была наслышана и касательно симпатии подчиненных мужа к их шефу не обольщалась. Стоит Рэналду оступиться, и муженька порвут его же псы. Главное тут — собственную шкуру сохранить, ведь она, как ни крути, Элайн весьма дорога.

Досадно, конечно, что подозрительный господин Эрмид оказался допущен не только к телу, но и к планам Элайн, хотя бы к той их малой части, что касается Фиртсвита… Ну да ладно.

«Ничего по-настоящему тайного я ему не открыла, — успокоила себя женщина. — Фиртсвитский кандидат, конечно… Да, это было лишним. Но если восхитительный господин Эрмид узнает слишком много, тем хуже для него».

Пусть Бэхрем явится и сам убедится, опасен ли для Великого Дела этот новый соратник. И если доводы главаря новорилиндаров окажутся убедительными… что ж, пусть змеи жалят друг друга. На то они и ползучие гады, эти Третьи.

Джэйфф Элир

Приглашение в Ботанический Сад застало Джэйффа врасплох. Во-первых, там он успел побывать, чтобы не терзаться любопытством. Во-вторых, для преследуемого ролфийскими агентами повстанца гулять в компании с беглой женой лорда-секретаря на глазах у всей Индары — поступок крайне неосмотрительный, а в-третьих… как бы это объяснить правильно… Словом, эзэлу жалко. Идти и специально любоваться первым и последним в жизни цветением диковинного растения? Только бессердечные конфедератские полукровки могут измыслить такое сомнительное развлечение.

Эзэла — пучок длинных толстых листьев, прощаясь с жизнью, выпустила цветонос в три человеческих роста с гроздьями желтых цветов и умирала так, как не у каждого человека получается, — красиво и с честью. Глазевшие на чудо природы индарцы наперебой обсуждали происходящее, и мнения расходились. Дамы находили зрелище величественным, господа — поучительным, дети, те молча вгрызались в леденцовых петушков и ждали, когда маменька наконец-то вдоволь наахается, а папенька изречет очередную прописную истину, чтобы потом смело тянуть родителей на карусели.

Элир и ролфийка гуляли молча, перебрасываясь ничего не значащими фразами и отвлекаясь от собственных мыслей на сдержанные приветствия знакомых.

Величественная эзэла умирала абсолютно счастливой. Она прожила свою жизнь, вычерпав чудесный напиток бытия до самого донца и напоследок передав эстафету дальше — своим потомкам в вечность. Разве не чудо? Ужели не счастье? Пожалуй, Джэйфф ей завидовал. Эзэла не знала, что такое смерть и чем она отличается от жизни. А люди все усложнили, от того и страдают.

О чем думала Элайн? Да мало ли о чем может думать женщина. О шляпках, о цветочках, о политике или о предстоящем ужине. И все-таки беспечный Джэйфф не удержался и спросил:

— А зачем вы меня сюда пригласили?

Гравийная дорожка извивалась змеей между клумбами с растениями и снова и снова возвращала посетителей к цветущей эзэле. Словно намекая на неизбежное окончание земного пути смертным одром рано или поздно. Такая вот навязчивая аллегория.

— Учитывая, как вам нравятся олеандры из моего зимнего сада, решила пополнить ваши ботанические знания.

— Олеандры? Ах! Ну, конечно! Вы удивительно злопамятны, — рассмеялся Джэйфф.

— А вы думали, что это исключительно шурианская черта характера?

— Теперь буду знать.

— Что именно?

— Что вы не любите олеандры, например. А кстати, как вы относитесь к рододендронам?

— О-бо-жа-ю, — отчеканила Элайн.

На этом моменте шуриа стоило навострить уши. Слишком много металлических нот прозвучало в голосе женщины для обычной раздражительности, свойственной преддверию лунных дней. Но он и не подумал насторожиться. Виной всему восхитительная смерть эзэлы. А шуриа, они такие впечатлительные создания, да-да…