Волчьи игры
Шрифт:
Среди огромного количества женщин, красавиц и не очень, умниц-разумниц, Аластар выбрал шуриа — щуплую и неприлично смуглую, чужую и видом, и нравом, и кровью. Она гуляла под ручку с рослой ролфийкой в мундире, а позади мрачной стаей крались остальные ролфи во главе с послом. Они даже не пытались изобразить светскость — они стерегли свою Невесту со всем свирепым тщанием. Разве только не рычали на нерасторопных амалерцев, мешающихся под ногами.
До того момента, как в Пассаже появилась шантийская леди, Аластар с фавориткой сделали два медленных круга вокруг фонтана неторопливым прогулочным
Ничто, так сказать, не предвещало — женщины поклонились, князь вежливо кивнул в ответ, Амэ изобразила низкий реверанс.
— Тебе категорически не идет зеленый, Джони, — сказал Эск вместо ожидаемого приветствия. — Это означает, что ты сделала свой выбор?
Ему плевать было на приличия, и тем более — на чувства Амеретэт. Вряд ли он еще помнил, что рядом фаворитка. Платье в ролфийских зелено-черных тонах и шляпка с такого же цвета лентами вывели Аластара из себя сильнее любых слов. И, действительно, совершенно не подходили шуриа. Ее личико стало землистого цвета, бледные губы возмущенно дрогнули.
— Кто бы говорил. Я сделала свой выбор сорок лет назад в Санниве. Забыл?
Зрелище крайне жалкое, если не слышать голос — негромкий, холодный, точно воды зимнего моря, и такой же обжигающий.
— Ты всегда была свободна…
— Зато ты — никогда, — бесцеремонно перебила Аластара дерзкая шуриа. — Даже сейчас. Впрочем… паровозы, разумеется, важнее.
И впервые удостоила взглядом фаворитку. Ни злости, ни зависти, ни презрения, ничего, кроме морозной стужи, в синих глазах лаунэйды.
— Я не стану оправдываться, — прошептал Эск.
— Как тебе будет угодно, князь, — пожала плечами шурианка. — Оправдания ничего не изменят. Ты все равно мой. Всегда был, есть и останешься. В жизни и в смерти.
Не сказала, нет, припечатала. Приложила раскаленное клеймо к обнаженному телу и насладилась запахом горящей кожи и застрявшим в горле криком. Амэ нервно осмотрелась вокруг, ожидая увидеть застывшую в ужасе толпу. Но ничего подобного не случилось. Фланирующая публика плавно обтекала беседующего князя с чисто диллайнской ненавязчивостью. Его высочество тоже человек, и он имеет право разговаривать с кем пожелает и о чем угодно, не опасаясь быть подслушанным. Завтра в светских салонах Амалера только и разговоров будет о встрече Высоких Особ, кумушки обмусолят наряды и каждое движение, изведут мужчин предположениями о предмете беседы, но здесь и сейчас — никаких эмоций.
— Я не смею вас задерживать, сударыни. Честь имею.
Быть умной горько, и природа жестоко отыгрывается на умных женщинах. Кто знает, может быть, зло заключено в тех книгах, которые они читают, написанных такими же узниками отточенного разума.
Амеретэт, разумница, ты считала — такое может быть лишь в книгах. Хлопай же ресницами и запоминай. Будешь потом внучкам рассказывать о том, как тощая шурианка загнала диллайнского князя в угол и обрекла себя на Аластара Эска.
— Счастлива нашей встречей, сир.
Ты все еще хочешь быть умной, Амеретэт? Не настало ли время
Джойана Ияри
Цвета спелой вишни, аристократически серое или розово-сиреневое? Джона мучилась выбором, терзавшим женщин испокон веков, — какое платье надеть? Официальный прием, даваемый Его Высочеством, Князем Файриста, это не то место, где можно позволить себе провокацию, тут надобно думать не о чувствах, а о долге перед метрополией. Но как выбрать правильно, если эти чувства вкрай растрепаны, а все окружающие требовательно ждут от тебя взвешенного и, главное, разумного решения. Что ж, они правы, еще одного черно-зеленого платья диллайнско-ролфийские отношения не вынесут. Грэйн половину ночи вычитывала Джоне за демарш в Пассаже.
— Если бы разговор с Эском услышал наш посол, то войны не избежать. Ты это понимаешь?
Ролфи такие! Когда речь идет о милости богини, они за ценой не постоят.
— Я говорила тихо. Кроме тебя и той девочки никто ничего не понял. Она будет молчать…
— С чего это ты взяла?
— Глаза умные. Слишком умные.
Да, коварная шуриа спровоцировала Аластара. Но все шло к тому, напряжение росло и стало невыносимым еще на борту «Меллинтан». Так чего тянуть с неизбежным? Если начать врать себе, то как тогда отличить ложь от истины? Разве только отрезать уши, которые слышали про паровозы. Пустое! Не поможет!
Все равно ничего не закончилось, потому что точку в этой длинной истории поставит лишь смерть. И так как убивать Эска, чтобы с чистой совестью отплыть в сторону Эйнсли, Джона не собиралась, то…
Выбрать из трех платьев или из трех мужчин — это так сложно. Кто-то, может быть, и успел забыть о Бранде Никэйне, но не шуриа.
«В земле Джезим жила женщина по имени Джойана, и было у нее три мужа». Всем троим, одному мертвому и двум живым, нашлось место в ее сердце, и ни от кого она не собиралась отказываться по доброй воле. Невзирая на два паровоза.
— Ты живешь чувствами, словно малолетняя девчонка, — проворчала Грэйн. — Ты давно должна была сделать выбор.
— О да! Распрощаться с Аластаром и ублажать Вилдайра. Это и вправду очень дальновидно и разумно.
«Один купил, другой продал. Как это трогательно и романтично».
— Ты не понимаешь, что значит для нас милость Глэнны, просто не можешь себе вообразить, как это, когда земля дает урожай, цветут яблони и рождаются дети.
— Я могу себе вообразить, как жить без Проклятия. Этого более чем достаточно, — фыркнула обиженно Джона.
И заснула вся печальная и непонятая, надеясь, что утро окажется мудренее вечера. Однако и оно не заладилось с самого, можно сказать, рассвета, когда курьер доставил для шантийской княгини личное срочное письмо из Янамари.
— Я ничего не понимаю, — подвела Джона итог прочтению краткой эпистолы. — Знакомство откладывается.
Навигация на Шанту закрыта до весны, а следовательно, Джойана собиралась провести в Амалере всю зиму. Приличному посольству, гостящему у союзников, вообще-то негоже торопиться с отъездом, иначе хозяева сочтут себя обиженными.