Волчьи ягоды. Сборник
Шрифт:
В это время в Синевце Борис Бысыкало вместе с Мартой зашел к Наталье Филипповне.
— Извините, — поклонился он. — У нас предвидится семейное торжество: свадьба. Не откажите. Приходите.
А выражение глаз такое, что Кушнирчук поневоле подумала: «Не газетная статья «Отец по решению суда» повлияла. И не воспитательные беседы. Это похоже на ход конем. Не хочет ли Борис свадьбой снять подозрение?»
Марта светилась счастьем, забыв оскорбительную фразу Любавы Родиславовны: «Умереть от стыда — с пятнадцати лет
Может быть, Марту уговорили дать ложные показания и в благодарность пообещали справить свадьбу? Или какой-нибудь адвокат посоветовал: будет у Бориса жена, дочь — меньше получит срок. А может, затея со свадьбой для отвода глаз: видите, Борис не виновен… Не осрамил мать, не пошатнул ее положение.
Наталью Филипповну настораживала внезапная свадьба и активность Любавы Родиславовны, которая посетила и капитана Крыило. Он как раз возился с магнитофоном. И оставил его включенным.
«Мне, товарищ капитан, от людей прохода нет: что с Борисом да в чем его обвиняют, почему допрашивают? Совсем освободили или временно? Это и при встречах, и по телефону. У меня не только в Синевце знакомые. И я не официант, не повар…»
«Ну и что?»
«А то, что, если б не я, у вашего брата не появилась бы четверка в зачетной книжке. Не забывайте — впереди у него экзамен…»
«Поставьте двойку».
«Это несерьезно, товарищ капитан. Мы взрослые люди. Неужели хотите причинить мне зло?»
«За что?»
«Вот именно — не за что. Оставьте в покое Бориса! Не трогайте. Не портите сыну будущее, не пачкайте биографию».
«Если сын не запачкал, будет чистая, не волнуйтесь».
«А вы на моем месте не волновались бы?»
«Зачем мне ваше место, у меня свое есть».
«Я к вам не шутить — по делу пришла. Не трогайте Бориса. Не тяните из меня нервы. Борис женился, взял Марту с ребенком. А мог бы найти лучшую пару. Так дайте им покой».
«Я их не трогаю».
«Напрасно подозреваете сына. Напрасно! Я для него следователь, судья и прокурор. Если бы что-то натворил, мне сказал бы. Я же его мать! Я и в больнице у Балагура была. Не встречался он с Борисом и не слышал о нем…»
Наталья Филипповна выключила магнитофон. Не первый раз слушала она этот диалог. Но и он не давал ответа на вопрос: «Виновен ли Борис?»
В дверь несмело постучали.
— Можно, можно, — сказала Кушнирчук.
Порог переступила молоденькая студентка с комсомольским значком на груди.
— Ульянка!
Девушка смутилась. «Не забыла Наталья Филипповна, а ведь два года прошло, как я проходила у нее практику. Тогда на прощанье сказала: «Будет из тебя, Ульяна, настоящий юрист, потому что людей любишь». А я по-доброму завидовала ей — вдумчивая, беспристрастная, как далеко мне до нее».
— Садись, Ульянка, рассказывай, что нового, как живешь, как учеба?
— У меня все хорошо, Наталья Филипповна…
И
— Ты чем-то встревожена. Что случилось, Ульяна?
Чуть поколебавшись, девушка сказала:
— Я знаю о нападении во дворе нашего дома. По этому поводу и зашла. Говорят, на месте преступления нашли нож и букет… Я в тот вечер собиралась ехать во Львов в университет. Возле дома встретилась с Борисом Бысыкало. Он шел с букетом. Мы знакомы, и я поздоровалась. Он отступил и, пряча за спину цветы, отвернулся, не ответил. Растерялся. Почему?
…На очной ставке Борис с кислым видом слушал Ульяну, недовольно кривя губы.
— Ты ошиблась, Ульяна, — убеждал ее.
После краткого совещания с майором Карповичем Наталья Филипповна поместила Бориса Бысыкало в изолятор временного содержания. Вскоре пришла Марта.
— И меня задержите, и дочку…
Кабинет наполнился прерывистым всхлипыванием: рыдала Марта, плакал ребенок. Кушнирчук не знала, кого в первую очередь успокаивать.
Влетела Любава Родиславовна.
— Что тут происходит? Где Борька?..
Она походила на человека, который только что выскочил из пылающего дома: глаза широко открыты, косынка сбилась на плечи, волосы всклокочены. Ее появление подействовало на Марту: она утихла и стала вытирать личико дочери.
— Садитесь, Любава Родиславовна, успокойтесь, — сказала Кушнирчук.
Женщина села на стул, вздохнула, будто сбросила тяжелую ношу. Остро взглянула на Наталью Филипповну.
— Что вы хотели, Марта? — спросила следователь.
— Сначала меня выслушайте, — требовательно сказала Любава Родиславовна.
— Марта с ребенком.
— Ничего с ней не станется. — Она рубанула рукой по воздуху и обратилась к Марте: — Между прочим, ты можешь выйти. Иди, иди…
Попытки следователя поговорить с Мартой оказались напрасными. Та закрыла за собой дверь.
— Слушаю вас.
Наталья Филипповна взяла авторучку и приготовила чистый лист бумаги.
— Я могу увидеть Бориса, могу поговорить с ним?
— Вы недавно виделись, разговаривали.
— Я должна увидеть сына немедленно! Начальника попрошу, чтобы разрешил, если вы не хотите.
Дверь в кабинет отворилась.
— Вот и начальник, — поднялась Кушнирчук.
— В чем дело?
Майор Карпович повесил фуражку на вешалку.
— Тут, — начала Любава Родиславовна, — вышло недоразумение… Арестовали моего сына…
— Его задержали. И мне об этом известно.
— Но он же не виновен. Не виновен! И я это докажу, — решительно сказала Бысыкало. — Пишите в протокол…
Рассказ получился недолгим. После того, как был ранен Балагур, а точнее, в среду, около одиннадцати вечера, Любава Родиславовна возвращалась домой. В подъезде дома, где она живет, было темно. Она вошла в подъезд и стала ощупью искать на стене выключатель.