Волчица и пряности
Шрифт:
Но прежде чем кто-то из них смог что-то произнести, Хоро схватила еще одну булку и кинула в суму Коула.
– Аа, эээ… ну, думаю, я могу рисовать ангелов и фей…
– Копируя картинки из книг?
Коул улыбнулся Хоро, потом повернулся к Лоуренсу и кивнул.
– Да. Когда у меня совсем не было денег и я зарабатывал тем, что крепил гвоздиками пергамент, чтобы он разравнивался, переписчики меня немножко научили.
Коул был из тех, кто готов отправиться на юг в одиночку, чтобы стать влиятельным человеком в Церкви и спасти родную деревню; однако казалось,
Лоуренс переключил внимание на Хоро.
– А ты?.. Впрочем, можно и не спрашивать.
Если бы Хоро взяла в руки кисть, уж она-то точно нарисовала бы картину, которую узнал бы любой.
– Пфф. Я не рисую. Нарисованное яблоко не съешь, – заявила Хоро и угостилась еще одной булкой.
– Ну, мастерство Фран, должно быть, впечатляет, если ей соглашаются так платить. И она гонялась за легендами множества стран, – тихо произнес Лоуренс, окинув взглядом расстилающуюся перед ними равнину. Горы оставались все так же далеко. – Готов поклясться, она прошла через много бед. В северных землях по-прежнему неспокойно. Когда вера сменяет суеверия, а суеверия сменяют веру с такой быстротой, как здесь, искать истоки легенд – опасное занятие. Так что, возможно, ее цена честная.
Вдобавок чем дальше на север, тем труднее находить подходящий для строительства камень, и потому даже большие здания возводятся из дерева. Там нет ни витражей с изображениями святых, ни статуй, вырезанных в каменных колоннах – а значит, для обращения в веру требуются картины.
Если потребность высока – ничего удивительного, что те, кто дают товар, преуспевают.
– Ею, должно быть, восхищаются, – пробормотал Лоуренс, поглаживая бородку.
– Пфф. Ну, я навосхищалась достаточно, – заявила Хоро, похлопав себя по животу, и принялась укутываться в одеяло.
***
Ночь они провели посреди равнины, покрытой сухой побуревшей травой.
Между скоростью идущей шагом лошади и человека разницы почти нет, поэтому все путешественники к ночи достигают примерно одного и того же места.
Лоуренс остановил лошадь и развел огонь там, где трава была истоптана и виднелось множество старых кострищ. К счастью, имелось и большое бревно, к которому было удобно прислоняться.
Те, кто ночевали здесь до них, тоже были признательны. В одном месте с бревна была содрана кора, и там путешественники вырезали слова благодарности.
Компания подогрела на костре хлеб, затвердевший от мороза, поджарила вяленое мясо и сыр и поужинала. Стояло безветрие, однако было достаточно холодно, и то тут, то там маленькими холмиками лежал снег; естественно, путники сгрудились вместе на бревне подобно птицам. Троим теплее прижаться друг к другу и укутаться тремя одеялами, чем каждому укутаться в одно одеяло.
Троим, не четверым.
Фран ушла спать в повозку.
– Вот теплый камень.
Лоуренс нагрел камень у костра и отнес его завернувшейся в одеяло Фран. Та, положив под голову вместо подушки часть поклажи, смотрела в небо. Рядом лежал недоеденный хлеб с сыром, но она была так поглощена зрелищем ночного неба, что словно забыла про ужин.
Когда Лоуренс принес ей теплый камень, она пошевелилась, выпростала из одеяла руку и взяла его.
Когда Лоуренс передавал Фран камень, ему показалось, что под одеялом она держит толстую книгу.
Когда Лоуренс путешествовал один, он иногда запихивал под рубаху бумагу для тепла, если не мог развести костер. Это могло быть даже теплее, чем одеяло.
Похоже, Фран тоже была привычна к тяжелым странствиям.
– Ты уверена, что не хочешь посидеть у костра? – спросил Лоуренс.
Фран пристроила камень под одеялом, снова устремила взгляд в небо и лишь потом ответила:
– Я буду хуже видеть.
Поняв, о чем она, Лоуренс кивнул.
Огонь отгоняет зверей, зато притягивает людей – как друзей, так и врагов. Глаз, привыкший глядеть на огонь, бесполезен, когда надо всматриваться в ночную тьму.
Фран не только была привычна к дороге, но и набралась изрядного опыта.
– Насчет завтрашнего дня… – произнес Лоуренс, и Фран повернула голову к нему. Садиться она явно не собиралась, и Лоуренс решил просто продолжить говорить. – Когда мы приедем в деревню, что мы будем делать с самого начала?
Во время их первых переговоров – накануне, в лавке Хьюга – Лоуренс потерпел сокрушительное поражение. Задним числом он понимал, что это не могло не отразиться на впечатлении Фран о нем как о торговце. Хоть она и взяла Лоуренса, чтобы он помогал ей собирать сведения, но, вполне возможно, презирала саму идею доверить все ему и его спутникам. Поэтому он задал вопрос скромным и даже подобострастным тоном.
Однако Фран, пристально поглядев на него, вдруг улыбнулась и закрыла глаза, словно прочтя его, как открытую книгу.
– Оставляю это на твое усмотрение.
Лоуренса этот ответ удивил, но если она вправду хочет на него положиться, он должен сделать все от него зависящее, чтобы оправдать ее ожидания.
– В таком случае я представлю тебя как серебряных дел мастера на службе Церкви, а Хоро как монахиню. Пойдет?
– …Думаю, проблем возникнуть не должно, – после короткой паузы ответила она. По-видимому, она успела примерно оценить, как эта история будет принята.
– Хоро будет юной монахиней и служанкой, Коул проводником. Я – бродячий торговец, нанятый служить вашей группе глазами и ушами.
– Хорошо, – согласилась Фран, однако при этом слабо улыбнулась.
От внимания Лоуренса это не укрылось.
– Что-то не так?
– …Нет, ничего. Меня просто позабавила мысль, что, если мы собрали такую труппу, даже я смогу сойти за монахиню.
Способность видеть себя так беспристрастно – пожалуй, редкий дар. Фран совершенно непринужденно говорила о себе так, будто смотрела со стороны; Лоуренс просто не знал, что сказать.
– Какая церковь? – спросила Фран.
Поспешно заполнив пробелы в этом кратком вопросе, Лоуренс ответил: