Волчица лунного князя
Шрифт:
— Предпочитаешь стать жертвой? — Ариан взмахивает рукой. — Кто-то ради своих целей украл и убил оборотня, волчицу со священным даром. В стаях пропавших не было, а значит, на неё напали изгнанники, непринятые полукровки или люди. Без их трупов невозможно отследить заказчика. Мы не знаем, добился ли он своей цели. И саму цель не знаем. Возможно, тебя захотят убрать, когда все расслабятся. И может даже не этот убийца, а кто-нибудь другой, чтобы ускорить получение жрицы своей стаей, ты же человек, твоё убийство не такой
Возмущение захлёстывает меня, и первое, что срывается с пересохших губ:
— Расисты.
— Есть немного, — едва уловимо морщится Ариан. — Для сохранения способности к обороту приходится бороться за чистоту крови идеологическими способами.
— И как в сохранение крови вписывается брак со мной? — Раздражённо вонзаю вилку в мясо и отрезаю кусок. Закидываю в рот. Жую. Смотрю на Ариана.
— Сила жрицы подавит твои человеческие гены.
Сглотнув мясо, отрезаю следующий кусок, напоминаю:
— Дети наследуют половину хромосом от матери. Это не обойти.
— Тамара, разве я на человека не похож? — Ариан смотрит серьёзно, и мне опять кусок в горло не лезет.
— Похож неотличимо, — шёпотом подтверждаю я.
— Твои дети от оборотней в человеческой ипостаси будут такими же красивыми, как ты, а звериную форму получат от отца. Через два поколения, если продолжат смешение с оборотнями, станут неотличимы от чистокровных.
— Я так понимаю, подобные смешения у вас были, раз знаете последствия.
— Раньше жриц свободнее выпускали в Сумеречный мир, иногда они гибли. Или их убивали. И сила находила пристанище в человеческих женщинах. Некоторые из них соблазнили нашедших их оборотней. Всё их потомство прекрасно оборачивается.
Во все глаза смотрю на Ариана, начиная осознавать, как же мне повезло, что скрещивание с людьми у них опробовано, а то бы убили меня и прикопали под кустиком.
— Охранять тебя буду лично, — произносит он своим бархатно-рокочущим голосом. — Постоянно.
Мурашки бегут от этого обещания по спине, переползают на живот. И мысли при этом приличностью не отличаются. Но на помощь приходит здравый смысл, и я уточняю:
— А если в меня выстрелят из снайперской винтовки?
— На всех открытых пространствах я буду начеку и в случае необходимости перекину пулю в Лунный мир.
— Но если ты такой сильный, пока ты рядом, никто не нападёт.
— Никто не будет знать, что я лунный князь. Представлюсь одним из лунных воинов.
— И что, никто тебя не узнает? — Оценивающе его оглядываю. — По запаху там или ещё как? Они твоего лица не видели?
— Не видели. У того, что я сверкаю, как новогодняя ёлка, есть и положительные стороны.
Нервно усмехаюсь, Ариан улыбается чуть более явно, продолжает неотрывно смотреть на меня и говорить:
— Проблему с запахом можно решить. Форму оборота я способен менять. И оборотни узнают меня по проявлению во мне лунного дара, а его я в состоянии скрыть так глубоко, чтобы показаться даже обычным человеком. Я буду защищать тебя двадцать четыре часа в сутки семь дней в неделю.
— А когда поймаешь убийцу… можно мне не выходить замуж так быстро?
— Два месяца на раздумья — разве этого мало?
— Если влюбляешься с первого взгляда, то вполне достаточно. — Вздыхаю. — А если надо выбрать из группы неприятных кандидатов того, кто будет меньше раздражать, то уложиться уже намного сложнее.
— Почему ты считаешь, что все они будут неприятны? — Ариан склоняет голову набок.
— Тебе за оборотней обидно?
— Я сам оборотень. И да, мне неприятно, когда к представителям моего народа относятся предвзято.
— Не ты ли рассказывал, что меня могут легко убить просто потому, что я человек? Это что, непредвзятое отношение?
Смотрим друг на друга, смотрим.
— Скажешь, что это другое? — тихо спрашиваю я. — Что такая предвзятость — суровая необходимость?
Чувственные губы Арина слегка изгибаются в улыбке:
— Ты сама всё прекрасно понимаешь. Умница.
Щёки вспыхивают, поясняю:
— Я съязвила.
— Я тоже.
И улыбается ещё шире, в тёмных глазах — смешинки. Хочу сказать что-нибудь резкое, спорить, но этот его взгляд, выражение лица такие обезоруживающе милые, что, вздохнув, пронзаю мясо вилкой, на которой уже нанизан кусочек, и начинаю отрезать ещё один.
Ем. Голод уже не такой сильный, так что наслаждаюсь фантастическим вкусом с чувством, с толком, с расстановкой. Под пристальным взглядом Ариана.
— Если не начнёшь есть и пить, — глядя в тарелку, говорю я, — решу, что в еду и вино ты что-то подсыпал.
— Ничего не подсыпал. — Ариан медленно отодвигает от себя бокал. — Просто вино мне, пожалуй, лучше не пить. А мясо… скажем так: обработка твоих ран повлияла на аппетит.
Смотрю на отражение его бокала в тёмном зеркале стола. На красивые мужские пальцы, застывшие у изгиба вилки. На расстёгнутый ворот на пульсирующую на шее жилку. В глаза — тёмные, странные, завораживающие.
— Невкусная оказалась? — низким, грудным голосом уточняю я.
Вокруг его глаз разбегаются мимические морщинки, точно лучики солнца.
— Откуда такой пессимизм? — улыбка чувствуется даже в рокочущем голосе. — Почему не предположить, что ты слишком вкусная?
— Невкусной быть безопаснее. — Хватаюсь за холодную ножку своего бокала. Несколько терпких согревающих глотков уже не так кружат голову. — А то раздерут на много маленьких Томарочек и скушают.
— У оборотней много недостатков, но людей мы не едим. И свои вкусности от других защищаем до последней капли крови.