Волчица лунного князя
Шрифт:
Лежу совершенно без сил и смотрю на цветной плетёный коврик возле двери. Простыня подо мной влажная от натёкшей с волос воды. Мышцы пропитаны такой истомой, что невозможно пошевелить пальцем. Но иногда я с усилием скашиваю взгляд на ладонь с багряной нитью пореза.
После процедуры, которую Велислава назвала переменой судьбы, она меня ещё и веником попарила, так что из бани меня выводили под руки две девушки в белых сарафанах. Уложили здесь, в такой нарочито
Единственное, что нарушает антураж, — лампа под потолком. Но даже с эти отголоском родного мира у меня полное ощущение, что моя судьба переменилась, что я оторвана от своего прошлого, и это, на удивление, почти приятно.
Я хочу, чтобы прошлое меня отпустило. Жаль, ритуал не подправляет память. Михаила я бы очень хотела забыть. И ещё некоторые моменты… много моментов. Хотя сейчас, когда лежу вся распаренная, будто пьяная, эти болезненные события вспоминаются легко, словно чужая жизнь.
Дверь отворяется. Велислава в белом сарафане заходит ко мне и протягивает вполне современный стакан с клюквенным морсом. Хотя, кажется, к его запаху приплетаются нотки, которых не было в том морсе, что мне дали при выходе из бани.
Пытаюсь взять стакан, но руки не поднимаются.
Велислава приставляет его к моим губам. Первый же глоток подтверждает подозрение: вкус другой, в нём медовая сладость, более резкая горечь и что-то вязкое, оплетающее язык и горло. Эта вязкость растекается щекотным теплом.
Морс заканчивается неожиданно быстро, я бы пила и пила.
— Пора, — торжественно сообщает Велислава.
Жалобно смотрю на неё снизу:
— Сил нет… спать хочу.
Вздохнув, Велислава уходит. Но через десять минут возвращается с чашкой горячего натурального кофе. Ставит передо мной.
— Тамара, соберись.
Вздыхаю. Наверное, я могу просто залезть под одеяло и отказаться идти. Возможно, мне за это физически ничего не будет… или будет?
— А можно немного полежать?
— Нет, тебе ещё волосы сушить, заплетать. Одевать тебя. А для ритуала уже всё подготовлено. Так что возьми себя в руки и вставай.
Пока беру только чашку с кофе. Вдыхаю бодрящий аромат. И спрашиваю:
— Ариан… какой он?
Тёмные глаза Велиславы будто ещё больше темнеют.
— Он слишком сумеречный, — почти чеканит она.
Нахожу в себе силы сесть на кровати и повыше натянуть полотенце на грудь.
— В каком смысле? — Придерживаю чашку, чтобы кофе не расплескалось.
— Любит Сумеречный мир. Книжки ваши читает, фильмы смотрит. Отучился аж дважды, хотя достаточно одного.
За Ариана и наши учебные заведения обидно:
— Возможно, ему понадобилось больше знаний.
— По литературе сумеречного мира? — вскидывает брови Велислава. — Я даже в кошмарном сне не могу представить, чтобы эти знания несли какую-либо ценность или практический смысл. Нет, это всё баловство из любви к чужой культуре. А нужные практические знания Ариан может получить сам или нанять профессоров, экспертов, консультантов.
— Но должно же быть что-то для души.
— Вот! — Велислава вскидывает палец. — Это ваше веяние, сумеречное, о том, что тело и душа — нечто раздельное, нуждающееся в разных вещах. А душа и тело едины, и потребности их нельзя разделять, иначе душа или тело зачахнет.
— Значит, Ариан правильно делает, что не разделяет потребности. — Я прикрываю улыбку чашкой с ароматнейшим кофе.
Прищурившись, Велислава внимательно меня оглядывает.
И кто меня за язык тянул? Кажется, я нажила себе врага. Пытаясь смягчить эффект, судорожно глотаю кофе. Рот опаляет так, что перехватывает дыхание, но я бормочу:
— Спасибо, очень вкусно.
— Пожалуйста, — роняет Велислава, не меняя грозного прищура.
Волосы мне, нарушая волшебность инициации, Велислава просушивает феном, — розетка, оказывается, расположена у самой кровати, — сама же и заплетает их в тугие косы с белыми лентами.
Только белый сарафан приносит смотрящая в пол девочка. То ли так боится Велиславу, то ли по ритуалу не положено на меня смотреть. Я сама тяну руки к подолу, но Велислава молча их перехватывает и, стянув с меня полотенце, надевает сарафан.
С каждой секундой становится всё страшнее.
Велислава затягивает у меня на талии длинный расшитый бисером и жемчугом пояс.
Сердце гудит от волнения, от ощущения, что приближается что-то страшное.
Взяв меня за руку, Велислава направляется к выходу, увлекая за собой.
Мы проходим по коридору, озарённому ярким лунным светом.
Никого нет. Тишина. Будто вымерли все.
Спускаемся по винтовой лестнице. Её озаряют зеленоватые фосфорные светильники, и их сияние придаёт гладким ступеням и стенам потусторонний мертвенный вид.
Холод вытесняет накопленный в бане жар, и вскоре я начинаю дрожать. Запоздало сожалею, что не стала считать ступени — это хоть как-то отвлекало бы от ожидания.
Босым ногам всё неуютнее касаться леденеющих ступеней.
Смело шагающая впереди Велислава в зеленоватом сиянии кажется призраком.
Когда я уже трясусь от смеси холода и страха, мы выходим в короткий коридор, завершающийся двойной дверью с рельефным изображением оскалившегося волка. Дверь, кажется, медная, и пылающие по бокам факелы рассыпают по отполированным зубам и страшной морде золотистые блики.