Волчица лунного князя
Шрифт:
— Представь, потянись. Мы уже там, мы всегда там и здесь, тебе надо просто сделать реальным там, а не здесь.
Его голос сочится рокотом водопада, проникает в меня, заставляет кровь бурлить и метаться по сосудам.
— Поле… звёздное небо… дом…
Зажмурившись, представляю поле возле дома Ариана.
«Мы там», — уверяю себя. И внутри что-то вздрагивает. Волна щекотки прокатывается по телу, я судорожно вдыхаю.
— Отлично, — шепчет Ариан, продолжая обнимать. — Голова не кружится?
Неужели всё? Неужели это так легко? Или он помогал мне?
Запрокидываю
А на меня накатывает дурнота и ощущение нереальности происходящего — совсем как в утро, когда шла из леса домой, то и дело проваливаясь в забытьё.
Находясь в надёжных руках Ариана, даже не пытаюсь сопротивляться дурноте, и она повторяется: урывками воспринимаю, как он несёт меня на руках к задним воротам, потом уже по двору, по дому. Укладывает на кровать, укутывает, целует в лоб.
— Первые семь переходов самые трудные, — шепчет на ухо, и его палец скользит по моим губам, — а потом ты сможешь свободно шагать между мирами.
«Может, тогда я смогу убежать от женишков?» — мелькает мысль. И я утыкаюсь в мохнатое плечо. Хочу сказать, что всяким мохнатым место на коврике у двери, но почему-то запускаю пальцы в тёплую шкуру.
«И когда это он раздеться успел?» — но даже удивление не даёт сил прогнать его. Шкура пахнет очень приятно, она такая мягкая, и так успокаивает звук мощного сердцебиения Ариана…
Пробуждение настигает резко, вырывает из чего-то приятного и мягкого. Постанывая, разлепляю глаза: портьера сдвинута в сторону, и в комнату льётся солнечный свет.
Скольжу ладонями по жемчужинам на церемониальном сарафане, перебираюсь на подушку рядом, на покрывало — холодные. Значит, Ариан давно со мной не лежит… Сердце неприятно сжимается.
Впрочем, он, конечно, не может постоянно меня караулить, у него свои дела должны быть — князь как-никак.
Потягиваюсь на постели. Зеваю.
В доме очень тихо.
И сердце снова ёкает от мысли: а вдруг я здесь одна? В этом огромном доме…
Резко сажусь на кровати, прислушиваюсь: тишина.
Жутко. Сердце бешено колотится.
Быстро посетив ванную, умывшись, крадучись выхожу в коридор: пусто. Но дверь в кабинет Ариана приоткрыта.
В надежде увидеть его там, бросаюсь к двери, влетаю внутрь, но его нет. Тихо гудит на столе ноутбук. Открытый ноутбук, на котором Ариан что-то делал. Но как давно?
Решаю подойти и потрогать обивку его высокого кожаного кресла: если она тёплая, он был здесь недавно. Приближаюсь с каким-то непонятный трепетом. Опускаю ладонь на сидение — холодное. Скашиваю взгляд на монитор и замираю.
«Волонтёры с нескольких областей обходят торговые центры, призывая людей поддержать богоугодное восстановление храма», — гласит заголовок статьи на православном сайте.
Полтора десятка этих волонтёров — все женщины в тёмных длинных одеждах с кубышками — сфотографированы на фоне звонницы местного старинного монастыря. Взгляд жадно скользит по скорбным лицам, но мать я узнаю в первую очередь по росту и той одежде, в которой видела её последний раз.
Лёгкий холодок пробегает по спине: Ариан всё же копается в моём прошлом.
Скольжу взглядом по названиям открытых вкладок. А у Ариана ещё и Одноклассники открыты. Любопытство оказывается сильнее здравого смысла и деликатности. Скольжу пальцем по тачпаду, переключаю вкладку.
И оказываюсь лицом к лицу со страницей моей матери.
Запись недельной давности оповещает, что батюшка её церкви благословил рабу божию на присоединение к волонтёрам, которые должны собирать подаяние на восстановление храма.
Проматываю ленту: селфи в автобусе с ещё одной будущей волонтёркой. Селфи в нашем областном монастыре. Селфи на фоне торговых центров и с много подавшими женщинами и мужчинами. Фотографии тех, кто грубо отказался помогать святому делу, и сетования на засилье дьявола. Так похоже на мать…
А потом идёт пронизанный истерическими нотками и смайлами пост о божественном испытании: встрече с дочерью-сатанисткой, занимавшейся развратом с демоном прямо на глазах честного народа. О попытках вразумить пропащую, ободряющем шёпоте ангела и дьяволе, наславшем на блудницу глухоту и чёрствость сердца. И назидательный совет лучше приобщать деток к святой матери церкви, запретить телевизор, компьютерные игры и общение с неверующими.
Мне должно быть больно. Должно быть неловко. Но такое чувство, что написано это всё не обо мне. Словно и не моя мать пишет этот бред. Комментариев к записи много, открываю их. И улыбаюсь: а некоторые её высмеивают, просят предоставить снимки разврата с демоном или хотя бы фотографию демона.
Снова открываю ленту. Проматываю ниже записей о волонтёрстве: иконы, селфи на фоне храмов, селфи на могиле брата, цитаты молитв, поздравления с многочисленными церковными праздниками. А на сердце у меня — пусто.
Впору думать, что ритуал Велиславы, отвязывающий меня от рода и прошлого, действует. Не чувствую я себя той запуганной девочкой, что прогибалась под ужесточающиеся религиозные правила матери. И даже фотография расставленных на знакомой, ничуть не изменившейся (если не считать более блеклых цветов) кухне куличей отзывается лишь едва уловимой грустью.
Никогда не верила в силу ритуалов и инициаций, но вот смотрю на страницу матери, на её фотографии, на выплеск его религиозного рвения, прежде так смущавший меня, а порой и сводивший с ума, — и ничего. Словно на чужого человека смотрю. Это-то и страшно.
«Что со мной?» — в растерянности открываю следующую вкладку.
Это письмо от «В».
К короткому досье прикреплена фотография Михаила.
И снова сердце спокойно.
Сухие факты о дате рождения, местах учёбы, первой работы… о разводе, не выплачиваемых алиментах первым двум детям, втором браке и детях, месте нынешней работы.