Волчий хутор
Шрифт:
— Да, а что ты нам его своего брата и их тогда сразу не сдал, когда они были у тебя дома! — продолжил Хлыст, опустив тоже карабин, пока не намереваясь, нападать на Серафима. Серафим опять молчал и смотрел в лес.
— Серафим, а ты часом, не знаешь туда дороги, а? — спросил уже ехидно Хлыст у Серафима Кожубы — Че родной партизан брательник не поведал? Он ведь не знал твою работу на два фронта? Смотри, Кожуба, чуть, что я тебя сдам в сельскую комендатуру самому Когелю. Лично сдам, понял!
— Заткнись, Хлыст! — отпарировал ему грубо Кожуба — У меня против тебя, тоже кое-что отыщется! Про твои дела с тем немецким фельтфебелем.
— Ладно, Серафим — уже пошел на попятную, и тихо, и спокойно ответил полицай, искоса и злобно посмотрев на Кожубу — Забыли.
— Забыли — ему ответил Серафим, заметив его взгляд. Он
— Ну, вы че, мужики! — встрял между ними Дрыка — Вы кончайте перепалку то.
— Заткнись ты тоже, урод! — прикрикнул на него Серафим — И смотри в оба туда на болото! Надо было самому все мне организовывать, а не доверять еще кому-то! Одни уроды! Серафим посмотрел в лес и заметил какое-то движение среди сосенок и березок в самой топи.
— Тихо! — он скомандовал полицаям.
Сергей Аниканов, не мог найти себе покоя. Ему мерещился его боевой друг Арсентьев Дмитрий. Он не мог поверить в его смерть. Он считал его живым, там на тех болотах в том лесу, куда он упал с парашютом. Он не мог спокойно объяснить сыну полка Ваську, куда подевался его любимый друг дядя Дима. Почему? Да, как? И хотя мальчишка знал, не понаслышке, что такое война. Мальчишка, потерявший своих родителей и всех родственников в своем селении. И, видел, как чуть ли не ежедневно, гибли летчики их полка в боях над Белоруссией. Но не мог объяснить прямо причину исчезновения Дмитрия Арсентьева совсем еще юному Ваську. Он врал ему, и от этого Аниканову было плохо. Он ворочался на койке в полевой аэродромной замаскированной фронтовой землянке. Он побоялся сделать ребенку больно и сказал, что дядя Дима скоро прилетит, что у него особое секретное задание. Когда он подбежал после того полета к нему у полевой землянки и спросил, недвусмысленно, где дядя Дима. И он соврал. Соврал машинально. Но так получилось. И может даже к лучшему. Неизвестно как отреагировал бы на это Васек. Он был совсем еще ребенок. Но так продолжаться долго не могло. Если Димка не найдется при освобождении деревни, то придется сказать пацаненку о его гибели, в конце концов. Все конечно можно списать на войну, но сердце ребенка. Он не смог бы смотреть спокойно на слезы и плачь ребенка. Они стали Ваську здесь самыми близкими и родными людьми в их летном военном полку. Он чувствовал всем своим нутром, что Дмитрий живой. Что он, где-то там на тех лесных болотах. Глубоко в самом лесу. Раненый, но живой. Но он не мог ему сейчас никак помочь. И это не давало покоя Сергею. Он ворочался без конца с боку на бок. И не мог уснуть.
— Димка! — Сергей произнес тихо, чтобы никого не разбудить из летного состава, про себя в отчаянии вслух — Где же ты друг? Найду ли я тебя, когда отобьем эту деревню? Что я скажу твоему другу Ваську? С кем он будет играть в футбол! Вскоре навалившаяся все же усталость и переживания, быстро овладели Сергеем. И он отключился, почти мгновенно, думая, что завтра скажет сыну полка Ваську их такому же боевому, как и они с Димкой близкому другу.
В логове болотной волчицы
Дикий звериный вой прокатился над болотом. И полицаи во главе с Серафимом Кожубой вздрогнули. Он заглушил даже звуки сверчков и звуки немецкой техники в деревне. Полицаи, буквально подлетели с места от жуткого на весь болотный, лес волчьего воя. Они вскинули свои карабины и пригнулись в бурьян, пряча головы в черных кепках полицаев. У самой кромки болотной топи, они всматривались в темный в ночи лес. И ждали увидеть совсем не то, что увидели. Тень метнулась между деревьями. Черная, похожая на волка тень.
Она пронеслась прямо по топи слева на право, от дерева к дереву. И нырнула в береговой бурьян в стороне от тех, кто сидел в засаде.
Казалось, она решила обойти тех, кто сидел у кромки болота. И напасть на них с тыла. Кожуба вскинул двустволку и соскочил с места. За ним все полицаи, включая Хлыста. Раздались выстрелы по освещенному Луной бурьяну. Они бросились вдогонку за тенью, уже забыв, зачем здесь сидели. Это был волк. Крупный довольно волк. Он несся в бурьяне, виляя из стороны, в сторону, уводя нежеланных гостей от своего логова. Где-то вдалеке всполохами от разрывов снарядов и бомб полыхал горизонт. Где-то там, западнее села. И, куда бежал серый большой волк, была фронтовая линия противостояния немцев и русских. Кожуба и полицаи, останавливаясь, стреляли по виляющему большому серому в темноте волку. Они стреляли по мелькающей с шумом в траве, мчащейся от них и удаляющейся тени. Они отстреляв, почти все свои патроны, остановились и потеряли того кого преследовали.
— Ублюдок серый! — выругался Серафим — Вот дерьмо!
— Какого черта мы за ним погнались?! — возмутился, глядя на Серафима, полицай Хлыст — Какого, черта ты нас сюда пригнал Кожуба?!
— Хлыст негодовал — Какого, черта мы погнались за этим волком?!
Подняли столько шума?! Серафим и сам не смог это объяснить. Что-то подтолкнуло его буквально под руку и его понесло по ухабам и по кочкам. А они, рванули все за ним. Наверное, темнота и холод ночи. Может само напряжение долгого ожидания. Но, Кожуба, вдруг сам по себе сорвался с насиженного в бурьяне места и понесся, стреляя, запинаясь о прибрежные кочки в диковинного зверя, увлекая остальных за собой. Он рассчитывал увидеть советского летчика, а тут вдруг объявился этот здоровенный волк. Волк прямо из болотной топи. Прямо из этого стоящего на болоте леса. Хлыст него довал. Он подскочил к Серафиму Кожубе. И схватил его за грудки.
— Ты сорвал всю операцию, козлина старый! Че на тебя нашло?! — Хлыст заорал и вцепился, чуть ли не в горло Серафиму. И тот оттолкнул Хлыста от себя, и Хлыст полетел на землю.
— Твою мать! — заорал он, падая под ноги своих подчиненных полицаев, Дрыке и Прыщу. Он соскочил на ноги, но получил в рожу кулаком. И отлетел снова к ногам Дрыке и Прыща.
— Не касайся меня, дерьмо собачье! — рявкнул староста деревни Серафим Кожуба.
— Ты, старый ублюдок! — заорал Хлыст и выхватил немецкий вальтер из кармана черной шинели. Серафим, было, вскинул свое двуствольное ружье, но опоздал на мгновение, и это стоило ему жизни. Раздались пистолетные звонкие выстрелы в темноте ночи, и Серафим упал в высокий бурьян, уронив свое охотничье ружье. Хлыст выстрелил в Серафима еще несколько раз и плюнул в его лежащий в бурьяне старосты деревни труп. Полицаи Прыщ и Дрыка онемели от шока и смотрели то на мертвого Серафима, то на своего кореша Хлыста.
— Вот и все, чертов ублюдок! — крикнул Хлыст, смотря на лежащего в бурьяне Серафима — Вот и все, старая развалина! Туда тебе и дорога!
— Хлыст! — пораженные, такой развязкой промямлил Дрыка — На хрена ты его, а!
— Ты зачем его уделал! — промычал Прыщ, отступая за спину Дрыке.
— Много на себя последнее время брал, козлина! — ругался, уже успокаиваясь, Хлыст — Угрожал еще мне! Пугал Когелем, старый ублюдок! Так они стояли какое-то время, над трупом старосты деревни, обсуждая бросить его прямо здесь в темноте на съедение комарам и этому волку или все же оттащить в деревню. И подбросить его к его дому. Было уже два часа ночи. И они пошли назад в Снежницы по своим домам. А над ними на возвышенности, в темноте сверкая желтыми, как сама луна глазами, стояла серая большая волчица. Она смотрела на уходящих троих полицаев. И провожала их своим волчьим взором хищных глаз. И когда они исчезли из ее вида, она спустилась быстро с косогора назад в береговой бурьян. И подошла к мертвому, лежащему здесь старосте Серафиму Кожубе. Она встала над его остывающим в траве трупом и завыла снова на Луну. Волчица отгрызла у него обе руки и лицо. И тут же обглодала их.
Затем отгрызла обе ноги. И вспорола клыками живот, вытаскивая из толстого старосты брюха кишки, разбрасывая по траве вокруг, и вкушая запах льющейся в береговой бурьян еще теплой крови. Ее черная тень смотрел по-прежнему туда, куда ушли полицаи. Она охраняла свою серую хозяйку. Охраняла до той поры, пока та не насытится человеческой кровью и человеческим мясом.
В партизанском лагере, ночью глубоко в лесу на противоположной стороне деревни от речки Березины и Волчьего хутора, и самих болот, было довольно людно. Просто было много народа. Вооруженного народа. Кто был во что одет. Но, чаще была видна военная форма. Были здесь как армейские ватники и обычные деревенские тулупы. Были и солдатские потертые помятые порядком шинели. Было, снова раннее утро. Часов девять и было довольно уже светло.