Волчонок Ваня
Шрифт:
Волчонок исчез за дверью.
Директор остался наедине с Романом. И тут он увидел, что молодой человек стоит, сжав кулаки, и лицо его пылает от гнева. Оценив ситуацию и окинув взором крепкую и высокую фигуру вожатого, он заулыбался.
– Этот Никаншин кого угодно выведет из себя, – словно извиняясь, сказал директор.
Роман не ответил. Молча забрал, все бумаги, и вышел. Он дрожал от бешенства и полного своего бессилия что-либо изменить. Вани в коридоре не было. Роман быстро пошел прочь. Когда он пришел на вокзал и уже садился в автобус, то краем глаза заметил шарахнувшуюся
Это был Волчонок. Он удрал из детдома.
Роман сделал вид, что ничего не видел и спокойно прошел к своему месту. За три часа, что ехал назад, он не повернул голову в ту сторону, где, как он подозревал, был Волчонок. От того, что тот был рядом, Роману стало спокойно и хорошо.
Ему на все плевать. Пусть отвечают другие и ищут Ваню другие. Он не будет искать. Он ничего не знает. Он ничего не видел. Ваня сбежал не от него.
Он «не видел» Ваню и дальше. Сначала на вокзале, потом на улицах, по которым он шел к дому. Когда вошел в свой подъезд, то не «слышал» тихого шороха, который крался за ним пару этажей ниже. Зашел домой, закрыл за собой дверь. Щелкнул английский замок. Не разуваясь, бухнулся на диван.
И стал ждать.
Тикали на стене ходики.
Прошло пять минут.
Роман напрягся от ожидания.
Звонок. Коротенький и робкий.
Как он ждал этого звонка!
В открывшуюся дверь осторожно вошел Волчонок. Через секунду он оказался в объятиях Романа.
– Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ, ВОЛК!!!
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
В захмелевшей веселой компании, попарившись в бане, угощались коньячком трое солидного возраста мужчин. Они были одни, без жен, и наслаждались свободой здесь в лесу в охотничьем рубленом домике. Двое были в милицейской форме и при погонах. Один полковник, другой генерал-майор. Третий был штатский, но держался с офицерами на равных, а иногда в его тоне даже преобладали хозяйские нотки. Он и впрямь был хозяином домика, вернее, не домика, а охоты, которой несколько часов назад он побаловал своих высокопоставленных друзей. Охотничьи трофеи, пара зайцев и молодая косуля – лежали на полу, и охотник готовился приступить к их свежеванию. Милиционеров он собирался использовать как подсобную силу.
– Знатный будет шашлычок! – радовался как ребенок генерал.
– Эх, нет здесь моей жинки, она бы нам такое жаркое сделала.
– Да, твоя Любовия готовить мастерица! – польстил генералу полковник. – Но Николай приготовит для нас ужин мужской, а мужчины лучшие кулинары в мире.
Полковник, как и все люди с погонами страдал легким косноязычием. Но на это в его компании никто внимания не обращал.
– Красное вино к мясу нужно, – буркнул генерал. – Ты бы, Леша, сходил. У меня в багажнике три бутылки.
– Слушаюсь, товарищ генерал-майор! – шутливо отдал честь полковник, вытер кровавые руки о фартук и выбежал на улицу.
– Подхалим этот Викторов, – сказал Николаю генерал, когда они остались вдвоем. – Тут мне на него недавно Кочубов жаловался.
– А что такое? – не прерывая работы, и без интереса спросил Николай.
– Да у генерала племянник в его отделе свихнулся.
– Как так свихнулся?
– А черт его знает!
Тут с бутылками в руках вбежал радостный Викторов.
– Слышь, Леша, – повернулся к нему генерал, – ты по что моего земляка обидел?
Викторов смутился и замялся на месте.
– Ты про Кочубова племянника что ли? – буркнул он.
– Про него самого. Что ты с ним такое делал, что он у тебя с крыши съехал?
– Да там вообще странная история была. Даже вспоминать неохота.
– А ты вспомни, – стал настаивать генерал.
– Хватит вам базарить! – прикрикнул на них Николай. – Леха, держи ее за ноги!
Он как раз начал снимать шкуру с косули.
– Надо было на снегу это делать, – Викторов поморщился. – А история про кочубовского племянника очень интересна.
– Вот ты нам ее за ужином и расскажешь, – сказал генерал. – Не телевизор же нам здесь смотреть!
Вечером, когда вино кончилось, а голова еще оставалась не тронутой, и мужики уже подумывали о коньяке и взвешивали степень риска смешения этих противоречивых напитков, генерал снова вспомнил про историю о племяннике генерала Кочубова и потребовал от Викторова ее изложить. Тот с охотой и удовольствием стал им рассказывать историю про младшего лейтенанта Терентьева.
Генерал нашел ее и в самом деле странной и удивительной.
– Надо же, какие вещи на свете бывают! – сказал он, когда Викторов кончил. – Прямо мистика какая-то!
– Какая мистика? – засмеялся Викторов. – Пьяный был младшой, вот и стал в темноте палить, куда попало. Ну, наверно, в пловца там или в спортсмена попал.
– А что труп не опознали?
– Нет. Он месяца два в морге валялся. По радио объявляли, по телевидению. Никто не объявился. Ни родственники, ни знакомые. Неизвестный. Так его студентам и отдали. Пусть, мол, режут.
– Да, – генерал выпил остатки вина в своем бокале и поморщился, словно хлебнул водки. – Вот так и ты умрешь где-нибудь в чужом краю, и некому даже будет тебя схоронить. Разрежут тебя студенты и рассуют по банкам со спиртом.
– Со спиртом это хорошо! – осклабился Викторов.
– Дурак ты, Лешка!
– Слышь, Леха, – Николай, все это время молчавший и внимательно слушавший, оживился, – а этот твой Терентьев, за ним до этого что-нибудь странное замечалось?
– Да нет. Обычный пацан. После вуза его дядя к нам толкнул, а он только год проработал. Да я его и не знаю. Он у Емельянова работал.
Николай неожиданно заинтересовался этим делом и стал выспрашивать Викторова о подробностях. С каждой новой деталью он становился все более серьезным. Наконец Викторов рассказал ему все, что знал.
– Удивительно, – тихо покачал головой Николай. – Странно. А скажи, дорогой Алексей Павлович, не было ли у тебя в районе еще какого странного случая, сразу после или даже вместе с делом Терентьева?
Викторов задумался.
– Да нет. Таких странных вроде и не было.
– Подумай хорошенько. Может, кто без вести у тебя пропадал? Или волк на кого-нибудь напал? Ты же говорил, что у тебя из-за волка и пионерских лагерей тревога была.