Волчонок
Шрифт:
– Шайтану плохо, – ответил я командиру.
Примчался Барс – ксенобиолог, он же врач группы; следом ввалился Медведь. Барс бросился колдовать над системой жизнеобеспечения; в руках толкового врача она может заменить реанимационную капсулу.
Старший боец взглянул на Шайтана и повернулся ко мне. Его светлые волосы взъерошились, прозрачные зеленоватые глаза сделались злыми.
– Это что значит? – потребовал он.
– Понятия не имею.
– Серый! – Медведь не поверил. – Ты всегда с ним. Генка
Что? Шайтан между заданиями успел сгонять на родину моего отца – и мне ни словом не обмолвился?!
Распахнулась дверь каюты, в дверном проеме вырос Дим-Палыч. Мы с Медведем прянули к переборкам, чтобы Дим-Палыч мог видеть нашего ксенопсихолога и склонившегося над ним Барса.
– Арсений, что с ним? – спросил комгруппы негромко.
Меня всякий раз озноб пробирает, когда я слышу не мощный командирский рык, а этот его тихий голос.
– Луизианская лихорадка, – ответил Барс, бегая лёгкими пальцами по панели системы жизнеобеспечения. – Вторая волна.
– Вторая? – переспросил Дим-Палыч тише прежнего. – Капитан Бархатов! Когда была первая волна, и почему я о ней узнаю только сейчас?
Барс промолчал, занятый Шайтаном. Я порылся в памяти. Луизианская лихорадка, если ее не лечить, смертельна в девяноста пяти случаях из ста. При грамотном лечении, приходит вторая, ослабленная, волна этой хвори, затем третья, и на том лихорадка заканчивается. Повторные волны накатывают строго по расписанию, и Барс не имел права молчать о том, что нашего ксенопсихолога скрутит во время полёта. Шайтан бы умер, кабы не канитель с нежданным пассажиром!
– Капитан Бархатов, – снова начал командир, сдерживаясь.
Ксенобиолог удовлетворенно кивнул и выпрямился.
– Дим-Палыч, послушай. В первый раз Генку оттрепало тридцать семь дней назад, он как раз успел между заданиями отболеть и оклематься. Ты помнишь: в прошлый раз он чувствовал себя нормально, а до второй волны – обычной второй волны – остается ещё двадцать девять стандартных суток. – Барс тщательно выговаривал слова. – Сейчас лихорадку спровоцировали… преждевременно и извне.
Пока мы с командиром это переваривали, Медведь придвинулся к Шайтану и прошелся пальцами по краю панели – проверил, что не так с системой жизнеобеспечения и почему она не отсылает данные, как положено. С присвистом втянул воздух сквозь зубы. Подвел итог:
– Генку хотели убить.
– Да, – согласился Барс, наблюдая за сменой данных; панические красные огоньки на панели сменялись тревожными желтыми. – В следующем прыжке. Отлетался бы…
– За что? – спросил Медведь у меня. – Серый! Он был на твоей родной планете. Во что он там вляпался?
– Не знаю. Я его до старта не видел.
Шайтан едва не опоздал к сроку. Примчался – язык на плече. Чего ради моего друга понесло на Даммиану? И мне – ни полслова…
Дим-Палыч наконец покинул дверной проем и вошёл в каюту. Снаружи толпились мужики – встревоженные техники с планетологами и обозленные Медведевы бойцы. За злостью скрывались растерянность и чувство вины: служба безопасности проворонила покушение на ксенопсихолога! Я внутренне содрогнулся. А если бы я опоздал?
Дим-Палыч постоял над Шайтаном. Считать устанешь, сколько раз они друг другу жизнью обязаны. Работа планеторазведки в целом довольно опасна, а нашей группе особенно везёт.
– Вот только ты мне очнись, – пробормотал командир, – вот ужо я тебя. – Наверно, его слова должны были звучать как угроза или хотя бы упрёк. А прозвучали как просьба: «Не умирай».
Дим-Палыч встряхнулся и отдал распоряжения:
– Служба безопасности: выясните, кто перенастроил систему жизнеобеспечения в каюте. Арсений: реши, вызывать ли спасателей – или ты справишься сам.
– Справлюсь, – заверил Барс. – Надо лишь в медотсек перевезти. И… Дим-Палыч, навскидку могу сказать: ему понадобится не меньше пяти дней на восстановление.
Иными словами, мы пять дней будем висеть в обычном космосе и не уйдём в подпространство, чтобы не навредить Шайтану. Он и здоровый-то подпространство с трудом переносит, а уж во время приступа луизианской лихорадки – совсем никак. С тяжелобольным на борту выполнять задание нельзя, но передать Шайтана спасателям и лететь без ксенопсихолога невозможно. Устав не позволяет.
Густые брови Дим-Палыча сдвинулись.
– Ясно. Будем ждать. – Комгруппы огляделся; взгляд льдистых глаз остановился на мне. – Пойдём, волчонок. Для тебя дело есть.
Мы зашагали к рубке управления.
– Поспешная, топорная работа, – заговорил командир, когда чужие уши остались далеко. – Сейчас Михаил определится с перенастройкой – и мы поймем, кто исполнитель.
– Какой-нибудь техник из тех, кто проводил предполетный осмотр. – Я поразмыслил. – И был, вероятно, ещё один исполнитель. Который спровоцировал преждевременную вторую волну… Как это можно сделать?
Дим-Палыч пожал плечами.
– Мало ли способов ввести препарат. Оцарапали, укололи… Заходи. – Он открыл дверь рубки.
Когда мы вошли, старший пилот общался с пультом и одним из экранов; лицо было сосредоточенным и хмурым.
– Дим-Палыч, либо систему переналадил кто-то шибко умный, так что не отследить, либо Шайтан это сделал сам. Вот погляди. – Лёша указал на экран, с которым общался.
Все было очевидно: последнее вмешательство в работу Шайтановой системы жизнеобеспечения – спустя тридцать одну минуту после того, как мой друг поднялся на борт. Использованный код доступа принадлежит ему самому.