Волчья хватка. Волчья хватка?2 (сборник)
Шрифт:
– Рощеньями прирастаемые, – ухмыльнулся Калюжный. – Здорово, сирый.
– Пока не сирый – такой же, как ты. – Ражный отшвырнул щепу, с завистью глянув на хорошую, с березовым чернем, лопату в руках аракса.
– Вяхирь, что ли?
– Ражный.
– А, слыхал-слыхал, – вроде бы воспрял тот. – И отца твоего знал, Сергея Ерофеича…
– Я тоже слышал о твоем поединке.
– Да это все блажь, примитивный знак протеста, – как-то невыразительно, сквозь сжатые губы вымолвил Калюжный. – Надоело смотреть на этот беспредел…
– При чем здесь Скиф?
– Ты не понял? Из-за него тебя в Сирое затолкали. Опричники поражений не прощают.
– Да он вроде бы с победой ушел с ристалища…
– Но кулачный зачин ты выиграл. Старик десять лет учился бальным танцам, а ты переплясал. Это для него смерть. Уступить надо было старости. Разве Сергей Ерофеич не учил?
– Не учил…
– Значит, копай себе нору в Вещерских лесах. Могу лопату дать.
Разогревшись на ходу, Ражный сейчас ощутил озноб и, усевшись поплотнее, сжался в комок. Калюжный выглядел слишком благополучным (уже и берлога была!), чтоб пользоваться его благосклонностью.
– Я вотчинник… Не пристало мне в земле жить.
– В шалаше и недели не выдюжить. А от земли тепло идет.
– Избушку бы срубить… Ты где лопату достал?
– У одной вдовы позаимствовал.
– Мне калик сказал, тут покровителей нет. Мы же для них, как зеки, каторожники…
– Каторжников на Руси любили…
– Это на Руси. Здесь нас презирают.
Калюжный засмеялся:
– Это верно! Тоже не ожидал такого приема!.. Но я же казак. Если мне не дают – беру сам.
– Ладно, пойду я… – Ражный встал. – Скоро вечер, темнеет рано…
Чувствовалось, что дерзкому араксу, вне правил вызвавшему боярина на поединок, было тоскливо одному.
– Оставайся, переночуешь, – с надеждой предложил он. – Я вон камелек в берлоге сложил, по-черному можно топить…
– Нет, нельзя мне оставаться, брат, – с сожалением проговорил Ражный, заглядывая в берлогу. – Нам сейчас лучше поодиночке, каждому в своей норе…
– Почему?
Ражного подмывало рассказать, что еще будет время, когда бренка разведет араксов по двое, чтоб вырывали друг у друга «я» вместе с корнем, но это была чужая тайна, доверенная лично ему…
– Мы вдвоем с тобой до такого договоримся, – усмехнулся он, – что наутро сбежим из этого леса к чертовой матери. И никогда не узнаем, что же замыслил наш духовный предводитель. Вместе со своими опричниками.
– Да что замыслил? – Калюжный вонзил лопату и сел на порог своего жилища. – Убирают конкурентов! Всех строптивых в Сирое – глядишь, половина в мир уйдет. А остальных подомнут, скрутят. Такое ощущение, будто они бессмертные!.. Или решили сгубить Засадный Полк!
– Будь здрав, Сергиев воин! – Ражный помахал рукой. – Поживем – увидим!
Вечером мороз несколько спал и даже ветерок стал пошумливать в кронах, а он все шел и шел в прямо противоположную сторону от берлоги Калюжного, уже по привычке высматривая
Разводить костер он не решился, опасаясь выдать свое присутствие, снова по-кабаньи забрался под развесистую ель, наломал лапника и сел, свернувшись в эмбрион, – не спать, подремать до рассвета. Однако трижды засыпал на минуту-две и вздрагивал от отчетливого и близкого стука топора по мерзлой древесине. Проснувшись, он выслушивал шум ветра, далекий скрип дерева и снова погружался в дрему, уверенный, что специфический звон хорошо закаленного лезвия ему грезится, ибо за этот день он не раз думал о топоре, с которым в лесу не страшны ни голод, ни холод.
К утру Ражный окончательно озяб, вылез из укрытия, быстро разделся и растерся снегом. Ночной ветер унялся, хотя кроны еще монотонно и как-то однообразно шумели, предвещая скорую оттепель. Была мысль развести огонь, но на горизонте уже пропечаталась светлая полоска, да и разогнанная по телу кровь согрела затылок и ноги. Он посмотрел во все стороны, выбирая направление, пошел было на запад и боковым зрением уловил некое искажение привычного лесного ландшафта – глаз зацепился, а разум еще не отметил сути перемены. Ражный сделал несколько шагов вперед и все-таки обернулся…
Покровители в Вещерском лесу были! По крайней мере, один благородный и не подвластный бренке человек существовал, потому что прямо напротив ели, под которой Ражный ночевал, из старой, кособокой сосны со сломанной верхушкой торчал ясно видимый топор с изогнутой, ухватистой рукоятью. А с другой стороны, на суку, висел длинный ямщицкий тулуп с широким воротником.
Ражный ни на секунду не усомнился в реальности видения, ибо сразу же вспомнил ночные грезы, и создалось впечатление, будто кто-то здесь и в самом деле рубил лес, сбросив тулуп, а сейчас воткнул топор и отдыхает.
Было ощущение присутствия человека…
Ражный приблизился к сосне и огляделся – никого! И на первый взгляд ни единого следа вокруг, только частые пятна от павшего с крон снега.
– Эй! – негромко окликнул он. – Кто здесь?
Протяжный шорох еловых вершин давил на уши, марево изламывало лес и скрадывало всякое движение – лесоруб не отзывался. Ражный обошел место ночлега по большому кругу, подсек свой вчерашний след, разбитый кухтами снега, и вернулся к сосне.
– Ну и добро!
Снял и набросил на плечи тулуп, выдернул глубоко, мужской рукой, засаженный топор.
– Благодарю! – сказал в шумную зимнюю чащу.
В тот момент он и гадать не стал, кто бы это мог быть, поскольку, едва ощутив в руке тяжелый топор, тотчас подумал о достойном жилье, и мысль была проста – срубить избушку там, где есть из чего.
Почти счастливый, он пошел в одну сторону, в другую – хороший строевой лес стоял повсюду, а Ражный никак не мог остановиться, пока не понял, что опять ищет не подходящий десяток деревьев, а место!