Волчья хватка. Волчья хватка?2 (сборник)
Шрифт:
– Тебе нельзя этого делать по обычаю… Обидчик – мой нареченный жених.
О ритуальных поединках женщин с араксами Ражный знал лишь из преданий, когда-то пересказанных кормилицей Елизаветой, однако не мог припомнить ни одной истории, когда в схватках сходились девы со своими женихами, ибо деву всегда было кому защитить.
– Обида на жениха – не то чувство, с которым деве следует выходить на ристалище… Ты любила своего нареченного?
– Любила?.. – усмехнулась она. – Я его и увидела-то впервые, как сюда пришла…
– Откуда же такая ненависть?
– Он извратил мою
Кажется, сирая дева уже искрила от возмущения и была прекрасна.
– Меня ждет та же участь… – Ражный вспомнил Оксану. – Я тоже извратил судьбу своей нареченной. Скоро мы будем сходиться на ристалищах только с обманутыми невестами…
– А что же она не летит в Вещерские леса, если извратил?
– Может, еще прилетит…
– Не жди, не прилетит. Потому что ее прадед в опричниках у Ослаба. Такие внучки не кукуют в Сиром…
– Неужели и Гайдамак в опричниках?
– Ты не догадывался? – Она взглянула с материнским сожалением. – Даже когда он хотел сломать тебя и на колени перед собой поставить?
– Он рубаху послал… Для Судного поединка.
– Одной рукой рубаху послал, а другой – волка поймал, чтобы против тебя выставить. А нареченная твоя невеста принесла нож.
– Откуда тебе это известно?
– Сорока на хвосте принесла… А теперь Гайдамак вздумал калика к тебе прислать, с покаянным словом. Мол, во искупление вины похлопочу за тебя перед Ослабом, и он вернет вотчину. Но должен ты будешь дать слово, что возьмешь Оксану. А возьмешь, так никуда не денешься и все время будешь под его волей… Не веришь? Подожди, скоро явится калик и повторит мои слова.
– Ты провидица?
– Я кукушка… – Дарья вдруг опустилась перед ним на одно колено. Как перед учителем. – Открой мне свою родовую науку. Научи входить в раж! Летать нетопырем! Посвяти в тайну волчьей хватки! Одну меня посвяти и никому более не открывай. Иначе мне не одолеть обидчика… Я столько ждала тебя и уже готова на все!.. Ну ты же хотел отдариться с лихвой? Отдарись, научи!
Баня на заимке стояла, как и положено, у речки, была старая, кержацкая, без крыши и всего в три венца в обхват толщиной, однако за свой вековой срок потолочины прогнили и на голову сыпалась земля: если поддать пару как следует, то чего доброго и обвалиться может. Ражный затопил каменку и сначала хотел поставить подпорки, однако простучал плахи топором, после чего скинул полуметровый слой земли и выломал потолки. Пока калилась каменка, он свалил толстую осину, распилил на кряжи, расколол их надвое и перекрыл сруб заново. И все равно чувствовал, не будет в этих стенах легкого пара – слишком прокоптились они, слишком глубоко пропитались не только сажей, но и грязью, испарениями пота, духом болезней и всем тем, что принято выгонять из тела с помощью бани.
Тогда он изготовил из сухого березового полена специально изогнутое топорище и, раздевшись по пояс – волосы уже трещали от жара, вытесал все стены на вершок, до чистой, золотистой древесины. После чего выбросил старые,
Когда к утру баня была готова, Ражный за этими трудами напарился так, что уже находился в состоянии волчьей прыти. Только на заре он вошел в избу: сирая дева, вздумавшая выйти на ристалище, аскетизмом не отличалась, спала на перине и высокой пуховой подушке, утопая, как драгоценность в мягком, атласном футляре.
– Пора, – громко сказал он, паря над ее постелью летучей мышью.
Дарья открыла глаза и, несмотря на сонный вид, сориентировалась мгновенно.
– Выйди, я оденусь, – сказала бодрым голосом.
– Хочешь научиться волчьей прыти – забудь об одежде. Придется изгнать чувство стыда. Как, впрочем, и все остальные.
Она спустила ноги на холодный пол и потянулась за валенками.
– И это не нужно. – Он взял за руку. – Идем.
Сирая дева не узнала своей бани, пожалуй, минуту стояла, пригнувшись от жара, и озиралась. Ражный тем временем разделся и достал из кипятка распаренные веники.
– Снимай рубаху и полезай на полок.
Первозданная чистота и палящий жар под потолком помогли ей переступить порог стыдливости, разделяющий два начала. Дарья легла на свежевыструганный полок, а он, стараясь смотреть мимо, подложил ей под голову веники, после чего выплеснул ковш на каменку, лег рядом и закрыл глаза. Близость ее тела смущала Ражного еще минуту, пока он не воспарил нетопырем и не увидел, как из одинокой кукушки, словно синий дым в морозное небо, поднимается столб невостребованной чувственной женской энергии, способной разрушить даже новые потолки. Он выждал еще минуту, опрокинул еще один ковш на раскаленные камни и уже сам, задыхаясь от жара, отметил, что этот густо-синий поток ничуть не угас, а скорее, напротив, стал плотнее.
– Нет, так дело не пойдет, – сказал он и слез с полка. – В таком состоянии ты ничему не научишься. Пошли в реку!
Она послушно спустилась на пол и, пряча взор, последовала за ним, но перед пробитой в забереге майной вдруг остановилась и заметно съежилась.
– Вперед! – Он почти насильно увлек ее в воду и там окунул с головой.
Сирая дева вынырнула с блаженством на лице, и десять минут купания в ледяной воде не смыли его! Ражный уже продрог, поскольку толком не успел разогреться, а она, словно утенок, воспитанный курицей и наконец-то дорвавшийся до первой лужи, кувыркалась в проруби, тихонько смеялась от восторга, и синий столб над ней, как луч прожектора, шарил утреннее небо.
– Ну хватит, идем греться, – сказал он и направился к бане.
Дарья, словно пингвин, выскочила из воды, слепила снежок и метнула ему в спину.
Ражный опрокинул ковш на каменку и первым улегся на полок с краю, так что сирой деве пришлось перебираться через него. Она на мгновение прикоснулась к нему всем телом, опираясь на руки, и будто обожгла, оказавшись горячее, чем банный жар.
– Ничего! – подбодрил он себя. – Баня снимает все.
Разогревшись как следует, Ражный поддал пару и взял два веника: