Волчья хватка. Волчья хватка?2 (сборник)
Шрифт:
– Да не было никакой тарелки! – Карпенко на правах старшего говорил с легким пренебрежением. – Куда бы она делась? Улетела?
– Сергеич, я видел! Сначала тарелку заметил, потом только машину! Это же антенна…
– Может, летающая тарелка? – съязвил старший егерь. Агошков уже не обращал внимания, чуял интерес Ражного.
– Мы подошли, предложили толкнуть. А в кабине этот сидит, ну, тот, самый борзой, который на тебя чуть драться не кинулся. И на нас чуть не кинулся! Мы к нему по-человечески – он как с цепи сорвался… Хотели сделать козью морду, но там в кабине еще кто-то сидел. И может, даже не один…
– Никого там не было! – разгорячился Карпенко. – Я ж видел! Хоть и стекла черные! Ты просто ссыканул!
– Я ссыканул?!
Ражный не дослушал этой перепалки и демонстративно ушел в дом. Еще около получаса расстроенные
Зарезанный Молчуном Кудеяр, должно быть, сильно смутил «Горгону»: такой оборот и для Ражного был внезапным, для Поджарова тем более. Финансист не верил в колдовство и догадывался, что может на самом деле стоять за столь жестокой и неожиданной расправой; конечно же, он считает, что волк действовал не самостоятельно, а по команде. Они бы отдали своего надежного агента под полную волю Ражного, но для другой цели – посмотреть, записать на пленку отработку неких ударов или приемов борьбы и заодно получить видеоматериал смерти Кудеяра, которым можно связать еще прочнее. Теперь же если у Поджарова и есть какой-то компромат, то лишь на Молчуна…
Сейчас ему важно было остаться на базе одному, и им тоже. Защита своей вотчины всегда была делом самого вотчинника, и лишь в исключительных случаях, когда речь шла о спасении священной рощи или сохранении тайны существования Сергиева воинства, с ведома Пересвета подключались и независимо действовали вольные араксы. Случай был тот самый, но пока свяжешься с каликами из Сирого Урочища, пока те расшевелятся и сообщат боярому мужу, а тот, уподобясь штабному генералу, изучит обстановку и примет какое-то решение, пройдет неделя. Исполнять же святой долг вотчинника следовало сегодня и немедленно. Ражный был волен сам избирать тактику и стратегию защиты. Поскольку же он вел свой род из охотников, то и действовал сообразно, хотя сам сейчас находился, как волк, в окладе.
Противник, вооруженный электроникой, находился сейчас в «застрявшем» джипе и видел больше, чем он сидя у мониторов, мог одновременно быть повсюду, тщательно контролируя каждый шаг в пределах базы. Лишить его зрения можно было за четверть часа, но коль пошел на «сговор» с финансистом, видеоглаза Ражному были нужнее, чем японцу, для которого и снималось это кино. Не исключено, что он уже сидел в «навигаторе» и лично наблюдал за всем, что происходит на территории базы и в помещениях. Прежде чем встретиться, Хоори хотел сам убедиться, что согласие Ражного и его условия не игра, не приманка, а для этого надо было показать ему нечто такое, что поразит воображение и снимет все сомнения. Он был слишком осторожным, чтобы поверить на слово даже своему компаньону Поджарову.
Но в Сергиевом воинстве существовал неписаный закон: всякий аракс, будь он вольным, вотчинником, иноком, боярым мужем или даже Ослабом, должен принять добровольную смерть, если существует явная угроза раскрытия таинства существования Засадного Полка и если иным способом пресечь ее невозможно. Умереть, чтобы вольно или невольно не выдать Правила – способов, методов тренировки, источников происхождения энергии аракса. Ни тех, что были всеобщим достоянием воинства, ни собственных, родовых и наследственных. Причем и жена аракса обрекала себя на погибель, не могла избежать мук плена, допросов и пыток; жены поединщиков никогда не посвящались в тонкости борцовского ремесла, хотя знали, под чьей рукой они живут, какому делу служат и чей продляют род.
Однако женский глаз много чего замечал и видел. И если аракс смерть принимал лютую да благородную, вступая не в единоборство – в открытый бой с полчищем супостатов и бился до последнего дыхания, то жена его, дабы не умереть от руки своей, запиралась на какую-нибудь высоту – скалу, крепостную башню, на конек дома своего или дерево и бросалась вниз головой.
Как, например, княгиня Евпраксия с младенцем-княжичем…
Ражный был еще холост и потому в схватку с полчищем вступал спокойно, не заботясь о душах, зависимых от его воли. Он отлично видел главную цель – во что бы то ни стало выманить из убежища, заполучить японца Хоори, теперь уже окончательно убедившись, что Поджаров и даже Каймак всего лишь его подручные, выполняющие каждый свою функцию. Одному он доверил готовить базу для супербизнеса – борцовского шоу, послал курсировать по свету и заводить знакомства с сильными и влиятельными мира сего, другому ничуть не меньше: сидеть дома,
Поджаров вычислил Ражного и преподнес его японцу как наиболее вероятного члена «тайного ордена»; это он снял на видеопленку поединок с Колеватым и провел «юбилейное торжество» – первый этап вербовки. Так что финансовый директор теперь на коне, дни Каймака, пожалуй, сочтены, и один из посвященных в дело противников будет устранен их же руками. Из этой троицы, если не существует других приобщенных, остаются двое, Поджаров и японец.
И если даже Хоори на самом деле ничего не решает, то как инициатор поиска Сергиева воинства, как бывший «паровоз», читавший на Тибете древний манускрипт (существующий на самом деле), подлежит уничтожению. Чтобы вытащить на свет божий незримого, скрывающегося от официальных властей загостившегося в России японца, не удовлетворенного документальным фильмом поединка в Урочище, придется рискнуть и положить у ловушки приманку более аппетитную: продемонстрировать перед объективами кое-что из своих бойцовских арсеналов и тем самым вынести приговор по крайней мере еще двум служителям «Горгоны», определенно непосвященным – начальнику службы безопасности и оператору, которые сейчас сидели в «застрявшем» «Навигаторе» перед мониторами…
Эта мысль пришла в голову одновременно с осознанием степени риска – удвоенного, поскольку джип мог служить лишь ретранслятором, а записывающая аппаратура находится где-нибудь за сотню километров, и тогда видеопленка уплывет за пределы досягаемости. В этом случае, даже если он одолеет в схватке «Горгону», всех посвященных и непосвященных, за утечку косвенной информации о существовании Засадного Полка, и тем более за выдачу методов и способов тренировок, он подлежит суду Ослаба.
И будет жалеть, что не погиб на бранном поле…
Ражный выждал трое суток после того, как Поджаров уехал за японцем (за это время можно было дважды сгонять до Москвы и вернуться), и решился выбросить «приваду» лишь на четвертые, после того как две ночи прокоротал поблизости от «Навигатора», пролетал нетопырем вокруг него, тщательно исследуя поля излучений.
«Застрявший» джип не стоял на месте, менял дислокацию каждые пять часов, ползая по проселкам вокруг базы, и все-таки в нем оказалась принимающая телестанция, и начальник службы безопасности поддерживал связь с внешним миром лишь по сотовому телефону: похоже, время от времени докладывал кому-то о событиях, происходящих на базе. А поскольку там ничего особенного, кроме смерти Кудеяра, не произошло – Ражный ни с кем, кроме егерей, не разговаривал, не связывался по радио, никуда не посылал гонцов и к нему никто не приходил, то, вероятно, японец не спешил с визитом. Ему требовались доказательства принадлежности хозяина базы к «тайному ордену», а не пустые слова и некие условия, переданные Поджаровым. Хоть и жил тайно в России, однако уже давно и потому хорошо знал современные нравы, где бизнес строился на мошенничестве и вокруг, словно черви в гниющем мясе, кишели махинаторы и кидалы. Он уже попадался на мякине и теперь дул на воду.
Наживка ему требовалась хоть и дозированная, однако натуральная, без обмана…
Ражного тогда еще только поставили на правило, то есть после победы на Пиру допустили к тренировкам, и он, как всякий аракс в начале пути, подвешивал себя на растяжках по два-три раза в сутки, испытывая тяжелейшие нагрузки.
Приезд «Горгоны» выбил его из ритма, поэтому он вошел на поветь с радостью, хотя понимал, что вздыматься над землей придется как артисту цирка – на публике, ибо четыре скрытые камеры тотчас же включились, реагируя на движение. Не спеша он раскрутил и расправил веревки, проверил крепление противовесов, ручные и ножные хомуты, после чего закрепил их и надолго замер, лежа на полу: японец ждал обрядности действий, некоего чародейства, ибо был воспитан в среде своей национальной психологии, проповедывающей магические ритуалы. И если Хоори сейчас видел приготовления Ражного или увидит позже, когда ему доставят видеозапись, непременно будет рассматривать ее на этот предмет и следить не только за движениями – за мимикой, за каждой самой незначительной деталью. Ему непременно захочется увидеть и почувствовать элементы или признаки некоего учения, особой философии, типа умозрительной теории дзен-буддизма в карате.