Волчья хватка
Шрифт:
– Где же ты раньше был?
– И сейчас не поздно.
– В Сиром не пригодится.
– В миру еще как пригодится. Или нравится босым по снегу бегать?
– Нравится. Так что поднимай ставки.
Драч снизошел до разочарованного откровения:
– А больше за душой ничего. Весь мой род казначеями служил в Полку. Редко кто Сирое миновал. А тут быстро карманы выворачивают.
– Ну и сидел бы в миру, делал деньги…
– Сидел бы, – согласился он. – Да ведь кому-то и погоду надо делать.
– Какую погоду?
– И финансовую тоже, – многозначительно проговорил Драч. – Раскошеливайся, Ражный. С тобой возиться некогда, бренка всех своих послушников в очередь поставил. За моими услугами.
– Кредитов не выдаю.
– Да ты, брат, правила послушания не знаешь. – Драч встал. – Не выдаю!.. Ну и не выдавай. Вяхирь тоже поначалу не хотел, даже сапогом в меня бросил. А потом сам вывернулся наизнанку. Не упорствуй и не тяни времени. Получу с тебя и уйду.
– Предложи взамен что-нибудь равноценное – подумаю.
– Я пришел брать, а не отдавать.
– Да, банкир – он и в Сиром банкир…
– Ладно, объясняю для таких непосвященных, как ты, – терпеливо и печально улыбнулся Драч. – Тут не твоя вина… Бренка меня послал брататься с тобой. Вот когда пошлет тебя к кому-то, с него и получишь. Не я придумал устав Сирой обители. Большим жертвуешь, больше и воздается. Не нужно ничего давать в рост. Принцип жертвы приносит самый высокий доход.
Эта его покорность обескуражила и одновременно вызвала мрачные чувства:
– Ну, а если я тебя выброшу отсюда?
– Можешь, – мгновенно согласился Драч. – Даже сопротивляться не стану. А то и сам уйду, прямо сейчас. Скажешь: «Иди» – и я тут же исчезну. Говорю же: очередь…
– Что-то не верится в твое смирение…
– И напрасно. Ты подумал, я рвать тебя стану, брат? Выдавливать тайны родовой науки? Да ни за что! Обманули калики… Не хочешь делиться – оставь все при себе. Мне ведь ни к чему ни твой раж, ни волчья хватка. Даже в тягость…
– Да ты ангел во плоти!
– Нет, я далеко не ангел. – Его вновь потянуло на откровения. – Своенравный, даже в чем-то коварный и хитрый человек. За три месяца послушания стольких обобрал!.. Причем даром. Со мной обычно делятся по доброй воле. А кто противится, как ты, – ухожу… И тогда братья бегут за мной и просят остаться. Вот и сейчас, если уйду, начнешь уговаривать. И выдашь мне все секреты.
– Понятно. У меня нет выбора?
– Выбор у тебя есть. Ты сейчас стоишь у камня на распутье. А на нем – три варианта.
– И я ни одним не могу воспользоваться?
– Почему? Можешь… Например, не делиться и уйти в мир.
– Это неприемлемо…
– Вот видишь?.. Зато у тебя есть возможность прогнать меня и войти в самую элитную касту Сирого Урочища – встать на ветер. Разумеется, если вече бренок поставит. А оно поставит, коли сильно захотеть. И тогда ты останешься цельным.
– Говорят, холостых араксов не ставят…
– Нужна добрая
– Просто добрая воля? И больше ничего не требуется?
– Ну, еще желание постичь высшую истину Сирого воинства, как это сделал Вяхирь. А такая истина требует великой жертвы.
– Чем же нужно пожертвовать?
– Тем, что держит аракса на земле и мешает вставать на Правило в любое мгновение и где угодно, – очень уж туманно объяснил Драч. – В наше время ценится это, а не ваши хватки, захватки… Кому они нынче нужны? Можно лишь друг друга мять да калечить на ристалищах. А много ли повоюешь на бранном поле?.. Вот что тебя держит, например? Почему ты не можешь оторваться и взлететь, как птица? Как все те, кто ныне на ветру стоит? Подняться и метнуть молнию в супостата?
Ражный вспомнил свои полеты вблизи Сирого Урочища, пожал плечами:
– Не знаю…
– Семьи у тебя нет, имущества тоже… Босой бегаешь по лесу. Так что? Готов ты безжалостно отсечь то, что мешает летать?
– Какой же третий вариант?
Драч взглянул с сожалением и усмехнулся:
– Эх, брат, не уйти от судьбы, по какой бы дорожке ни пошел. Все они опять приведут в Сирое. Попробуй, если еще веришь в сказки… Видишь, я не рву тебя на части, не выматываю жилы. И оставляю шанс. Испытай этот путь… Только вот уже босым прибежал. Не сумел отплатить с лихвой? Не хотят принимать воздаяние?
Ражный настороженно молчал, а Драч со вздохом опустился рядом, посмотрел в огонь:
– Ты ведь спрашивал имя кукушки? А она не назвалась… Значит, уже смирила свою женскую суть, избавилась от земного притяжения. Потому и рогны ей захотелось…
– Уходи, – тихо проговорил Ражный.
Драч помедлил, затем молча обрядился в унты, шубу, спросил с порога:
– Тебя одолеют искушения… не пожалеешь, брат? И ушел, не дождавшись ответа…
9
Шеф был мрачен, отчего обычные мешки под глазами, сами выпуклые глаза и три подбородка, в том числе и базедовый, отяжелели так, что казалось, вот-вот все это вытечет на стол. И будто зная об этом, он почти не шевелил головой, даже моргал редко, и от его оцепенелой малоподвижности Савватееву становилось знобко.
Если мягко сказать, когда-то пришедший из элитного МИДа шеф презирал Мерина, считал его примитивным милицейским жлобом, благодаря своей нечистоплотности сделавшим стремительную карьеру. Однако при этом, как заслуженного, влиятельного, угодившего в почетную опалу приближенного самого президента, вынужден был терпеть его и закрывать глаза на непрофессионализм и откровенное хамство. Смерть Мерина, к тому же на рабочем месте, вероятно, застигла его врасплох, а учитывая то, что бывший глава МВД незадолго до гибели повздорил с шефом, который позволил себе наорать на него, последнего наверняка сейчас трясли за ЧП по полной программе.