Волчья хватка
Шрифт:
– Ты, козел! В натуре, за шефа ответишь! И за базар ответишь! Мы сейчас тебя сделаем! Пойдешь в реку омулей ловить!
Поджаров и телохранители не участвовали в представлении, один из них завел мотор и ринулся вдогонку за Каймаком, а финансовый директор стоял в сторонке и тоже улыбался, презрительно глядя на своих подчиненных.
Ражный опытным глазом сразу же выбрал начальника службы безопасности, судя по стойке и шипению, каратиста или кикбоксера – остальные были хоть и молоды, но сыроваты. Он прикрыл локтем рану на боку и встал расслабленно – боевая стойка,
В последний миг пожалел, что отдых у богатой охранной фирмы не получился: на биотехнию хватило предоплаты, но после волчьего разбоя президенту клуба присудили возместить ущерб. И получался тришкин кафтан: не заплатить за порезанный скот – опишут базу. А если заплатить и не сделать подкормочные площадки, но главное, не закупить зерна и картофеля для зимней подкормки диких животных – Баруздин вынесет постановление об изъятии угодий.
Контракт с «Горгоной» был спасением ситуации, и ублажи ее – хватило бы на все.
Теперь у нее веская причина не платить. Так что вряд ли и финансист поможет…
Самым, пожалуй, серьезным из гостей был Поджаров, типичный дзюдоист в полусреднем весе, заподозривший в Ражном борца, однако он по-прежнему взирал на происходящее со стороны. В отсутствие Каймака финансовый директор был за старшего и вел себя чуть надменно, спокойно, тем самым подчеркивая положение и силу. Двух штангистов Ражный в расчет не брал, ожирели и спины подорваны, боксер слишком тяжел, неповоротлив, да и выпил хорошо. Потому сначала надо вырубить каратиста…
– Не трогайте! Не приближайтесь к нему! Стоять, сказал! – внезапно прокричал финансовый директор и лишь потом добавил: – Что же вы на хозяина? Не стыдно? Случилось недоразумение, и что? Когда вы оставите эти свои привычки?
Дисциплина и подчинение в охранной фирме были на высоте, после нравоучений кто-то схватил пьяного каратиста за набедренную повязку, удержал от глупости.
Поджаров, ступая осторожно, приблизился к Ражному, с интересом глянул в лицо:
– Вот теперь я вспомнил тебя… По стойке узнал. Но фамилию забыл… – Что в спецназе служил, знал, а фамилию забыл…
– Моя фамилия Ражный, – представился он спокойно и между тем сохраняя внутреннюю стойку: ожидал подвоха и прикрывал левый бок.
– Ражный, Ражный… Не помню. За кого боролся?
– За кого боролся – на того и напоролся, – проворчал тот и пошел к гостинице.
– Постой!.. Я откуда-то тебя знаю! Все знакомо!.. Давай поговорим?
Ражный не оглянулся, и Поджаров скоро отстал, затем вернулся к своим и, слышно, опять начал давать выволочку своим подчиненным.
А Ражный заглянул в номер, где сидели девица Миля и Витюля, с желанием немедленно изгнать Героя туда, откуда был взят на содержание – в пригородные электрички, однако никого там не застал. Ражный заглянул в столовую, на кухню и в зал трофеев, после чего вышел на крыльцо – капитанский мостик. Взгляд остановился на кочегарке: неужели этот идиот потащил филологиню к себе?..
Дверь в его каморку оказалась запертой изнутри, и оттуда же доносился то ли визг, то ли смех…
В другое время президент клуба
Выломать дверь было невозможно: после случая с налетом Кудеяра Герой поставил кованые засовы и обил железом с двух сторон, поскольку часто оставался на базе один. Поэтому Ражный сходил за ключом, открыл кочегарку и, пройдя через тамбур, осторожно, на два пальца, приоткрыл внутреннюю дверь в каморку.
Утопленница Миля сидела с ногами на лежбище Витюли и, заливаясь безвинным детским смехом, играла с толстолапым, рослым, но худым и головастым волчонком. Сам же Герой стоял возле электроплитки, что-то жарил в большой сковороде, любовался игрой и, кажется, был счастлив.
Когда из «шайбы» исчез волчонок, Ражному некогда было думать о нем, тем более искать: матерый в то время резал скот, а поединщик ждал часа схватки. И несмотря на это, мысли все-таки не отрывались от звереныша, продолжали жить под спудом; он жалел волчонка, был уверен, что тот обязательно погибнет, и незаметно переходил к предстоящему поединку, собственной судьбе и отрывался от земли.
И так всякий раз, как только в памяти вставал какой-нибудь эпизод из той неудачной охоты на логове. Он никак не мог понять до конца, что же произошло, точнее, не хотел или не готов был поверить в разум животного, которому всего лишь сутки от рождения.
Едва лишь приблизившись мыслью к этому, ему отчего-то становилось неприятно и знобко.
Прочесывая ельники вокруг логова, Ражный умышленно бросил кепку на свой след, чтобы отпугнуть волчонка; он слишком хорошо знал повадки этого зверя и его врожденный страх перед человеком. Но щенок упрямо тащился за людьми и только чудом не попадал им на глаза. Такое поведение его можно было объяснить лишь тем, что он еще не брал следа, не чуял тонких запахов, а от кепки должен был шарахнуться в сторону или спрятаться и сидеть, не дыша.
Волчонок же поступил против всякой логики – остался возле сильнейшего источника человеческого запаха и тем самым, по сути, сдался человеку. Но не для того, чтобы стать добычей – спасти жизнь, ибо осознал свою неминуемую гибель. И сдался не первому встречному, а сделал выбор, то есть предугадал, почувствовал или каким-то невероятным образом услышал, кто из людей, участвующих в облаве, не желает причинить ему зла.
Ражный слышал множество баек про то, как лисы, лоси, кабаны и даже медведи выходили к людям за помощью – снять капкан, освободить от петли, занозы или просто спасти от бескормицы, но относился к этому как к байкам, которые можно послушать и забыть. Тут же поведение звереныша не выходило из головы, и он все больше жалел пропавшего волчонка…