Волчья хватка
Шрифт:
– Иди в задницу! – без всякого желания и азарта ругался на него Поджаров. – Ну что ты городишь? Ты хоть помнишь, где находишься?.. Поехали на базу!
– Кто начальник службы безопасности? Ты или я? – все больше расходился каратист, и возбужденная толпа его поддерживала. – Сейчас я организовываю поиск! А потом и базу пощупаем, и хозяина! Проверим его связи!
Парням «Горгоны» очень уж хотелось проявить себя, пострелять – деятельные, энергичные и кичливые, они заскучали возле костра, и потому никто уже не хотел слушать, все рвались в бой. Кое-как рассыпавшись в нестройную цепь и предводимые каратистом, они пошли в глубь леса на пойменном берегу – куда уже бегал телохранитель. Раздухаренные служители «Горгоны», треща кустами и чертыхаясь, скрылись
– На хрен, поехали на базу! Там водяра и телки, а тут комары и болото!
Каратист был непреклонен в яростном порыве найти Каймака, загнал всех на катер и повез на другую сторону. Матерился и гнал парней, как старый фельдфебель, а они уже настрелялись и полезли на берег с молчаливой ненавистью. На сей раз ушли без выстрела – может, патроны кончились? – а скоро треск и голоса стихли.
Но по крайней мере один человек остался у реки – залег в прибрежных кустах и затаился. Не предусмотрел лишь одного – тучу гнуса, обычно злого в прохладные вечерние часы…
Поджаров облегченно вздохнул, подбросил в огонь сырой травы и уже без опаски пошел в атаку.
– Лет пятнадцать назад я с одним япошкой боролся. Хоори – не слышал? Жестко он работал, почти всю встречу очками меня давил. Ну сам знаешь, публика-то наша, трибуны орут и тоже на мозги давят… Оставалось двадцать две секунды, и вдруг он делает непоправимый промах, подставляется… В общем, провожу бросок, и чистая победа. Глазам своим не верю, но судья встречу остановил и поднял мою руку.
– Поздравляю, – буркнул Ражный.
Поджаров не обратил внимания на его тон, продолжил задумчиво:
– Подставился мне, чтобы дружбу завязать. Я тогда еще не врубился… И завязал! По-русски говорил лучше нас с тобой. В Москве подзаторчал будто бы по каким-то коммерческим делам на полтора месяца. И каждый день – кабаки с японской кухней, какие-то представительства, а там знакомства, саке до упаду, какие-то гостиничные номера, гейши… Короче, КГБ мне на хвост упало, с женой до развода, в клубе на меня коситься стали, а я никак не пойму, чего ему нужно? Напоит и спрашивает, гейш своих подошлет – те в постели спрашивают, потом мужики с Лубянки в кабинетах пытают, про что базар был, так сказать. Мне же и ответить нечего – речь-то о спорте идет, о тренерах, о борцовских традициях. Наша обычная болтовня, как в раздевалках… И наконец Хоори раскололся, поведал, чего хочет.
Он сделал паузу, стараясь вызвать любопытствующий вопрос, – не вызвал, но интереса к своему рассказу не потерял.
– Он проводил исследования древнекитайских источников, обошел чуть ли не все монастыри Тибета, сделался ламой и нашел то, что искал – самую древнюю и таинственную школу единоборств Мопа-тене. Этим стилем владеют единицы особо посвященных монахов. После нескольких лет ученичества Хоори овладел Мопа-тене, однако его гуру открыл ему еще одну тайну: глубинную суть тибетской школы этого вида борьбы можно познать… в России. И дали ему прочитать древний манускрипт, где к этому было прямое указание.
Поджаров говорил не спеша, размеренно, однако сильно волновался: волны, исходившие от него, даже пахли адреналином. Ражный чуть отвернулся, сел боком, чтобы этот ненавистный запах ночным тягуном относило в сторону.
Финансист боролся с собственными чувствами.
– У нас в России существует некая бойцовская традиция, эдакая древняя кузница богатырей, тайный орден борцов. И будто дожил он до наших дней, сохранился и существует благодаря русскому святому Сергию Радонежскому. Живут обыкновенно, с виду не выделяются физической мощью, а то и этого не заметно… Говорит, если за таким человеком несколько лет пристально наблюдать,
С другого берега прозвучал еще один выстрел, и как показалось, из ружья. Через несколько секунд ему ответил пистолетный.
– Первый выстрел был ружейный? – как ни в чем не бывало спросил Ражный.
– Не расслышал…
– Будто из дробовика саданули…
– Блин, уезжаешь от Москвы на полтыщи верст с надеждой отдохнуть – и тут стреляют! Дурдом, а не страна!
– Какая уж есть…
– Пусть порезвятся, – вдруг разрешил Поджаров. – Это создает особый острый колорит, так сказать, музыкальное сопровождение к нашему разговору. Ну, Вячеслав Сергеевич, готов ты поделиться тайнами своего ордена? Только со мной темнить не нужно, я не японец, а свой, патриот и соотечественник. Кстати, все началось с твоей фамилии. Однажды вдруг подумал, что значит войти в раж? Это ведь способность входить в особое психическое состояние, верно? Но управляемое состояние, а не просто пьяный кураж или затмение рассудка…
– Они в темноте там друг друга не постреляют? – озабоченно спросил Ражный. – Или у них холостые?
– Не отвлекайся, Ражный, не уходи, это теперь не поможет.
– Предчувствие нехорошее, – откликнулся он. – Без трупов не обойдется…
– Одним кретином больше, одним меньше… Ты слышишь, о чем я говорю? Не валяй дурака. Как говорят новые русские, будет базар или нет?
Пальба началась на обоих берегах одновременно, и выстрелы, умноженные эхом, напоминали уже фронтовую перестрелку. А через пару минут на берег выскочили двое конных с ружьями – необразованные сыновья горемыки Трапезникова…
8
Перед Вятскими Полянами, на границе с Татарией, его остановил на посту ГАИ мальчишеского вида скучающий инспектор, тщательно изучил документы, осмотрел машину со всех сторон, попросил открыть капот и, не найдя никаких нарушений, полез было в кабину проверить люфт руля. Действовал он смело, самоотверженно, потому что был под прикрытием: второй сотрудник – крупный парень в бронежилете – стоял в сторонке, чуть ли не уперев автоматный ствол в спину Ражного. Изрядно потоптанная на лесных дорогах «Нива» могла вызвать подозрения в технической неисправности, однако инспектор придирался слишком явно. Больше всего не хотелось, чтобы этот короткий лез в кабину, но он открыл дверцу, заскочил на сиденье и тут только увидел Молчуна на полике рядом с пассажирским. Волк оказался так близко и так хищно щерился, что этот малыш испугался и слишком поспешно выскочил из машины, чтобы скрыть испуг.
– Собака?! Почему нет намордник? А документа есть?
При этом его заметно передернуло от только что пережитой опасности, и заговорил он с сильным татарским акцентом.
К маленьким людям Ражный относился как к детям, никогда с ними не спорил, снисходительно терпел их вздорное поведение и не обижался; иное дело, они автоматически относились к нему предвзято и уже не любили его только за то, что он был чуть ли не в два раза крупнее и выше. В армии его доставали малорослые командиры, на улицах и дорогах – коротенькие милиционеры…