Волчья Радуга
Шрифт:
У самой двери Грейжек, кряхтя, поставил еду на пол, нашарил ключ в кармане куртки. За дверью было тихо — ни слез, ни молитв. Подняв поднос, Грейжек распахнул ногой дверь. Комната была пуста. Сердце крестьянина екнуло: неужто не уследил?!
— Эй, госпожа, — неуверенно позвал он, переступая порог. И тут же в голове у него загудело, комната поплыла перед глазами, и хрустальный графин грянул об пол, со звоном разлетаясь на тысячи осколков.
Опустив поднос, Катя присела над поверженным слугой. Толстый белобрысый парень с глупым веснушчатым лицом и намозоленными огромными ладонями… Такие обычно до старости бывают мамиными любимчиками. Совесть за содеянное девушку не мучила: будет
— Надеюсь, не убила, — проворчала Катя, быстро расстегивая на парне куртку. Словно в ответ тот страдальчески замычал. Девушка засуетилась: надо было спешить, пока он не пришел в себя. Через пять минут она набросила на голое дебелое тело шелковое покрывало с кровати, тщательно заправила волосы под широкополую соломенную шляпу. Одежда крестьянина сидела на ней мешковато, но выбирать не приходилось. Только сапоги пришлось оставить: в таких галошах Катя и шагу ступить не могла. Конечно, босиком ходить было не по сезону, но выбирать не приходилось. Напоследок она нагнулась над рассыпавшимся содержимым подноса.
— Ну-с, чем там меня собирались кормить?
Девушка подняла с полу пару лепешек, отряхнула их и спрятала в глубокий карман куртки. Туда же отправилось румяное яблоко. Алую розу она вытащила из-под осколков и осторожно вложила слуге за ухо.
— Тебе идет! — весело сообщила она валявшемуся в глубоком обмороке парню, потом выскользнула за дверь и заперла ее на ключ.
«Уверенность и еще раз уверенность», — уговаривала себя Катя, когда навстречу попадались обитатели замка. Но пока все шло хорошо: слуги сновали взад— вперед по своим делам, а немногочисленные рыцари, закатанные в доспехи, как в консервные банки, не удостаивали юношу в крестьянской одежде даже взглядом. А вот найти дорогу в каменном лабиринте оказалось непросто. Обнаружив, наконец, лестницу, Катя обрадовалась, но преждевременно: лестница привела ее прямиком на кухню. Здесь шел пар из котлов, на огромных сковородах шипело масло, и плечистый повар с закатанными рукавами и в фартуке, забрызганном кровью, разделывал свиную тушу. Еще один отбивал красные куски мяса на громадной грязной доске, а тщедушный поваренок в замусоленном колпаке обильно посыпал их специями. Логика подсказала Кате, что где-то здесь непременно должен быть выход во двор. Ей снова повезло: позади дюжего повара виднелась приветливо распахнутая дверь. В чаду и дыму девушке удалось проскользнуть незамеченной.
Во дворе Кате едва не угодила в голову отлетевшая от топора чурка. Девушка взвизгнула.
— Смотри, где ходишь, бестолочь! — обругал ее работник, коловший дрова. На то, что визг был женским, он не обратил внимания.
Двор выглядел так, как Катя и предполагала — шумно, грязно, полно народу, ворота закрыты, а возле них торчат привратники. Тут она собиралась затаиться и дождаться какой-нибудь телеги, в которой можно будет спрятаться и выехать наружу. Например, та, на которую заканчивали грузить кухонные отходы, очень ей подходила. Девушка решила было подобраться поближе, но тут ее везение резко закончилось.
— Она убежала! В моей одежде! Держите ее! — раздался истошный вопль из окна. Оглушенный слуга пришел в себя. «Надо было нанести контрольный удар подносом, — подумала Катя. — Сейчас не до гуманизма… Пока во дворе никто не понял, чего этот дурень орет. Но с минуты на минуту явится Фаргит, и у него-то хватит ума отдать приказ не выпускать никого за ворота. И тогда путь к спасению будет отрезан…»
Впоследствии Катя в очередной раз по достоинству оценила дарованную ей судьбой счастливую способность впадать в панику от всяких пустяков, но сохранять трезвую голову, когда это действительно
— Эй, откройте! — пробасила она. — Велено увезти это со двора поскорей.
— Только что привезли ведь, — проворчал один из привратников, нехотя поднимаясь и стряхивая табак с седых усов. — Сами не знают; чего им надо. Возят туда-сюда, а мне открывать.
— Эти не подошли, — выкрутилась Катя. — Слишком круглые. На них лошади спотыкаться будут. Открывай, давай.
Толкая тяжелую тачку, девушка выкатила ее наружу и, бросив тут же у стены, опрометью бросилась к ближайшим кустам. Под ногами захлюпала холодная, ощетинившаяся сучками жижа. Кусты, однако, оказались не слишком надежным убежищем: золотисто-бурая листва осыпалась от малейшего прикосновения и быстро редела. Не дожидаясь погони, Катя бежала все дальше и дальше, пока не оказалась на кромке болота, которое видела из окна замка.
Унылая равнина, покрытая лунками воды, низкими кустиками и коварными зелеными островками тянулась до самого горизонта. Небо застилала серая хмарь. Где-то тоскливо кричала невидимая выпь, ей вторило странное глуховатое эхо, и от этого душа уходила и мягки. «Болото иногда издает странные звуки», — к месту вспомнила Катя фразу из «Собаки Баскервилей». Но как бы ей ни было страшно, путь к свободе лежал только через болото.
Катя очень жалела сейчас о том, что не слишком усердствовала, расспрашивая Яно о его родине. Что она знает о Фенлане? Грань находится на земле герцогства Венсид, на юго-востоке Фенлана. Значит, в любом случае, следует двигаться на юг. Вот только бы знать, где он, этот юг…
На болота тем временем опускалась осенняя ночь. Озаряя сизым светом низкие тучи, проглянула сквозь мглу почти полная луна. В разрывах облаков мелькали незнакомые созвездия. Катя увидела их и замерла: очередной прилив страха, тоски и одиночества захлестнул ее с головой. Только теперь она полностью ощутила себя в другой вселенной; и сходство миров — та же растительность, те же лица людей, даже язык — не успокаивало ее, а еще больше пугало. Однако поддаться панике означало обречь себя на верную гибель. Поэтому Катя из последних сил сдержала отчаянный порыв помчаться очертя голову через болота, оглашая их истерическими воплями. Надо дождаться рассвета, посмотреть, откуда восходит солнце — если оно здесь восходит на востоке — и определиться со сторонами света. Потом выломать подходящую ветку — посошок — и осторожно двинуться дальше.
Катя села прямо на землю, растерла ледяные ступни. Ей было очень холодно и плохо. Слезы сами навернулись на глаза, а вместе с ними пришло желание найти виноватого. Во всем виноват проклятый оборотень! Это он втянул ее в кошмарную историю… Но тут же Катя вспомнила грустные, настороженные серые глаза. Нет, он не виноват. Он тоже — жертва обстоятельств. А обстоятельствам, увы, не предъявишь обвинений…
— Фью-и-ить! Фью-и-итъ! — послышался вдруг где— то поблизости странный свист. Ночная птица?
— Фью-и-ить! Эй! Кто ты? — к свисту прибавился тихий шепот, потом в темноте мелькнула тень, и Катя поняла, что она на болоте не одна.
Лунный свет серебрил черное распаханное поле. Худосочная крестьянская лошаденка тянула плуг, отгоняя хвостом надоедливых осенних мух. Коренастый пахарь шел за плугом, цоканьем подбадривая уставшую животину. А вдоль борозды шагал второй крестьянин; держа в одной руке факел, другой он кидал в перекопанную жирную землю светлые семена.