Волчья Радуга
Шрифт:
— Но у нас, честно говоря, нет денег, — растерянно сказала Катя.
— Мэхо! — рыженькая девушка возмущенно хлопнула возницу по руке. — Не слушайте его, никакой платы мы не возьмем. Вы нас совсем не стесните.
— Чего уж там, полезайте оба, — проворчал Мэхо, пряча в усах лукавую улыбку Катя не заставила себя упрашивать. Очень скоро они с Эйфи получили по большому ломтю хлеба с куском окорока и несколько вареных картофелин. Тоненькая, одетая в зеленое трико девушка-акробатка по имени Грэм хлопотала в поисках теплой одежды для новых пассажиров. Одежда нашлась, а с обувью для Кати было сложнее. Сапожки Грэм были ей велики.
—
Эйфи пришел в полный восторг, познакомившись с белым карликовым пуделем по кличке Фоз, который умел ходить на задних и на передних лапках. Радость мальчика возросла еще больше, когда циркачи подарили ему забавную красную шапочку с помпоном.
Кроме Фоза и Грэм, труппа состояла из чернобородого Мэхо — шпагоглотателя и его дородной супруги Додины, которая виртуозно показывала карточные фокусы. Катя сразу же почувствовала себя членом этой дружной цирковой семьи. Ей даже не верилось, что после стольких мытарств, после долгих часов пути босиком по осенней грязи, она лежит в тепле на мягком тюфяке и с наслаждением чувствует, как согреваются, отходят замерзшие, гудящие ноги. Катю расстраивало лишь то, что кибитка ехала слишком медленно. А до полнолуния оставалось все меньше времени.
На ночлег кибитка остановилась на берегу реки Шебол, или Щепки, как называли ее циркачи. Катя уже привыкла, что в Фенлане для всего есть два названия. Одно — на языке черных рыцарей, захватчиков. Другое сохранилось с незапамятных времен, когда эти места еще не знали власти Домгала. Катя невольно сравнивала то, что видела и слышала вокруг, со знакомыми по учебникам, книгам и фильмам «старыми временами». Разница потрясла ее. На Земле (Катя так именовала свой мир, хотя не была уверена, что другой мир — это другая планета), так вот, на Земле в самые черные времена людей спасало чувство юмора. Над захватчиками, насильниками всегда смеялись: и древнерусские скоморохи с ярыжками кабацкими, и люди мастеровые да работные, и зэки с интеллигентами.
Про черных рыцарей в Фенлане не рассказывали смешных историй. Никто не обсуждал любовные похождения королевы Морэф. Казалось бы, бродячим артистам сам бог велел быть в оппозиции к власти и на стороне смеха. Но для них завоевателей словно не существовало. Они хохотали до слез, рассказывая, как на одном из представлений пьяный зритель решил повторить подвиг Мэхо и проглотить шпагу; как Фоз был очарован местной жучкой и бросился ухаживать за ней, не выпуская из зубов шляпу с выручкой, а вся труппа бегала за ним по деревне. Но как только Катя заговаривала о замке Фаргита или о сожженной деревне, в лучшем случае она слышала в ответ рассеянное «да-да». И это было жутко. Как должны быть запуганы люди, если они боялись смеяться над сильными мира сего?! Неужели такое произойдет и с Землей? И Катя крепче сжимала под рубашкой Ключ.
К вечеру разъяснилось, на небо высыпали незнакомые звезды. Мэхо развел костер, Додина принялась варить в котелке похлебку из сушеных грибов. Эйфи всерьез занялся с Фозом, решив обучить того новым фокусам. И Катя с облегчением подумала, что без зазрения совести сможет оставить мальчика у артистов. Устроившись у реки на стволе поваленного ясеня, она долго смотрела в темную даль, усеянную огоньками — это на том берегу светились окна села Перещепино, где на следующий день артисты собирались дать представление. Вдыхая запах грибного
— Ужин скоро будет готов, — сообщила подошедшая Грэм. Она гладко причесала рыжие волосы, а поверх трико набросила потертый кафтан Мэхо, чтобы не простудиться после тренировки. Пока было светло, акробатка крутила на пляже всевозможные кульбиты и сальто. Девушка гнулась, как пластилиновая, а в прыжке словно зависала в воздухе. «Алина Кабаева отдыхает», — подумала Катя, подивившись ее искусству. Вообще, Грэм очень нравилась ей. Была в ней какая-то загадка — слишком изящные манеры для простой циркачки и очень много грусти в карих глазах. Катя замечала, что и Грэм проявляет интерес к ее собственной персоне: наверное, замечает странности, не свойственные жителям Фенлана. Но Грэм ни о чем не спрашивала; она держала себя дружелюбно и вежливо, но не навязывала своего общества. Вот и сейчас она, смущенно улыбнувшись, спросила:
— Ты ничего не имеешь против грибного супа?
— Против? Я очень люблю грибы во всех видах. А если бы и не любила, то не стала бы воротить нос, когда предлагают от чистого сердца. Не знаю, что бы мы с Эйфи делали, если б не встретили вас. Скоро пришлось бы милостыню просить.
— Вряд ли бы вам много подали, — покачала головой Грэм. — Эти места совсем обнищали. Зимой мы выступали в Шотфеле, там народ побогаче. Не знаю, что мы завтра заработаем в этом Перещепино.
— А вообще вы… — Катя замялась.
— Имеем ли мы успех? — поняла ее Грэм. — Честно говоря, не особенный. Шпагоглотателем сейчас никого не удивишь. Фоз стареет… А мне, чтобы на меня смотрели, приходится всякий раз рисковать жизнью. Вот если бы удалось заполучить в труппу хорошую певицу… Мне, увы, медведь на ухо наступил.
— Хотите, я спою завтра что-нибудь? — неожиданно предложила Катя. — Должна же я как-нибудь вас отблагодарить.
Грэм всплеснула руками от радости.
— Ты умеешь петь?
— Ну… — Катя скромно потупилась, — я знаю пару песенок. Ничего, если они будут… Как бы это сказать… Необычные?
— Не местные, ты хочешь сказать? — понимающе прищурилась Грэм. — Что ж, тем больший интерес они вызовут. Но ты всерьез готова выступить завтра? Ты не представляешь, как обрадуется Мэхо. Додина все пилит его, уговаривает заняться чем-нибудь другим, а он мечтает о настоящем театре.
К девушкам подбежал Фоз, запрыгал вокруг, приглашая к ужину.
— Вы все так привязаны друг к другу, — улыбнулась Катя, гладя непоседливого пуделя.
— Я очень люблю Мэхо и Додину, — серьезно сказала Грэм. — И Фоза, конечно. Они моя семья. Моя настоящая семья. И другой у меня уже никогда не будет.
За ответом акробатки скрывалась какая-то печальная тайна, однако Катя не считала себя вправе расспрашивать. Вскоре Додина по секрету пожаловалась гостье, что ее приемная дочь нездорова и часто страдает от сердечных приступов. Что они с Мэхо давно уговаривают девушку отказаться от выступлений, но она и слушать об этом не хочет. «Наверное, поэтому Грэм и грустит», — сочувственно решила Катя.