Волчья стая
Шрифт:
– Марш!
– Аллес! – уточнил верзила. – Аллес, швайн!
Он прошел мимо страшной цистерны – то ли примерещилось, то ли и в самом деле от нее тянуло острохимическим запахом, вызывавшим животный страх.
– Искупнуться не желаешь? – заржал верзила, перехватив его взгляд.
– Только после вас… – проворчал он сквозь зубы.
За что тут же получил оглушительный подзатыльник. Верзила без особой злобы бросил:
– В молодогвардейца захотел поиграть, сволочь? Сраку порву…
Повернули налево, прошли вдоль колючей проволоки,
– А то, может, на проволоку прыгнешь? – поинтересовался верзила. – В рамках гордой несгибаемости?
Подошли к бараку, где обосновался комендант. Сразу же поднялись внутрь. Верзила обогнал его, постучал в дверь. Когда изнутри что-то неразборчиво ответили, распахнул ее, щелкнул каблуками и рявкнул:
– Герр штандартенфюрер, заключенный доставлен!
– Давайте, – послышался голос Мейзенбурга, в котором явственно слышалось нехорошее предвкушение.
Вадима пихнули внутрь. Ничего особенно пугающего там не обнаружилось – стол, за которым восседал герр комендант в расстегнутом френче (рядом, у торца, сидела пускавшая дым Маргарита), несколько старомодных стульев из металлических трубок, явно оставшихся со времен пионерлагеря, шкафчик и телевизор в углу.
На столе не было ни плеток, ни каких-либо страшненьких приспособлений для вырывания ногтей и прочего активного следствия. Наоборот, там стояла полная бутылка «Хеннесси» и разнообразная закуска на тарелках. Комендант как раз отложил на блюдце надкусанный бутерброд.
– Кто к нам зашел на огонек! – расплылся комендант в деланной улыбке. – Проходите, дорогой мой, садитесь вон на тот стульчик… Гейнц, вы куда?
– Прошу прощения, герр штандартенфюрер, – ответил шагавший к шкафчику верзила. – Сначала надо клееночку подстелить…
– Это зачем? – деланно изумился комендант.
– Его степенство, господин купец первой гильдии, изволили ненароком обкакаться…
– То-то я запашок обоняю… Правильно, голубчик. Если каждый будет грязной жопой на казенные стулья плюхаться, никакой мебели не напасешься. А что с ним такое?
– Это он съел что-нибудь, – сказал верзила, сноровисто застилая стул клеенкой. – Садитесь, ваше степенство.
– Железки с него снимите, – поморщился комендант. – Нужно же нам соблюдать Женевскую конвенцию… или Гаагскую? Все время их путаю, что-то с памятью моей стало…
– Хрен ему в жопу, а не конвенцию, – безмятежно улыбаясь, протянула Маргарита.
Троица перебрасывалась репликами, как хорошо сыгранный оркестр. Верзила Гейнц снял с Вадима наручники и положил их куда-то в угол, но из комнаты не ушел, остался торчать за спиной в опасной близости.
– Коньячку? – любезно предложил комендант. – Фрейлейн, не поухаживаете ли за гостем? Сам он стесняется… Хоть и воняет от него дерьмом на три версты, а все же гость…
Маргарита без тени неудовольствия гибко встала, налила довольно большую рюмку коньяку, поставила перед Вадимом, в два счета разложила на большой тарелке тонко нарезанную ветчину,
– Чем богаты, по-походному, – пояснил комендант. – Угощайтесь, гостенек дорогой. Прозит!
Вадим медлил – и в ожидании подвоха, и опасаясь первым же проглоченным кусочком вновь вызвать бунт в желудке.
– Положительно, это хамство, – обиженно протянул комендант. – Нами откровенно брезгуют, господа, полное впечатление. Мы эту свинью усадили за стол, как порядочного, а он жрать не желает…
Удар сзади ладонями по ушам поневоле заставил Вадима взвыть и согнуться. Вроде бы и не сильно, но больно до ужаса, даже слезы из глаз брызнули.
– Когда предлагает герр комендант, надо жрать, – наставительно пробасил над головой Гейнц. – Тебя, паскуда, нешуточной чести удостаивают… Еще двинуть?
Выпрямившись, смаргивая слезы, Вадим осторожно взял с тарелки ломтик сыра – и в следующий миг шумно впечатался физиономией в эту самую тарелку, раздавив и разбросав все, что там было. Кувыркнулась рюмка, коньяк потек на щеку.
Гейнц, все еще держа его за шиворот, рывком вздернул голову:
– Тебя в каком хлеву воспитывали, сволочь? Воспитанный человек, прежде чем хватать еду руками, сначала вежливо интересуется, где можно помыть руки…
– Фрейлейн, уберите это, – поморщился комендант. – Поставьте новый прибор…
В мгновение ока появились новая наполненная рюмка и новая тарелка. Вадим сидел неподвижно.
– Что же вы не кушаете? – радушно предложил комендант.
– Руки немытые, – угрюмо отозвался Вадим.
– Бог ты мой, какие пустяки! – воскликнул комендант. – К чему эти китайские церемонии меж старыми приятелями? Ну? Я горячо настаиваю!
– Жри, падаль, пока предлагают, – ободрил Гейнц. – А то по почкам схлопочешь… Ну?
После долгих колебаний Вадим рискнул поднести ко рту самый маленький ломтик сыра, заранее сжавшись в ожидании удара. Удара, однако, не последовало – ему дали прожевать.
– Коньячку? – любезно предложил комендант.
Казалось, тут-то и подвох. Нет, опять-таки удалось выпить рюмку без постороннего вмешательства.
– До чего приятно посидеть вот так, запросто, без чинов… – умилился комендант. – Но, к моему превеликому сожалению, эту идиллию не удастся затянуть надолго. Вас много, а я один, знаете ли, и времени на каждого уходит несказанное количество. Вам хоть кол на голове теши, как ни объясняй, что преисподняя для новых русских – это всерьез и надолго, ломаетесь, запираетесь, беспочвенные надежды питаете… – Он закурил и откинулся в кресле. – Итак, что мы имеем? А имеем мы Вадима Аркадьевича Баскакова собственной персоной. И магазины у него по всему Шантарску, и акции-то у него, и посты-то у него в разных наблюдательных советах, и квартирками-то он вовсю поторговывает, и автомобильчиками, и бензинчиком. А все почему? Потому что папочка у него генерал, сынишку в обиду не дает… Легко делать бизнес, имея папу в лампасах…