Волчья свадьба
Шрифт:
– Ну я пока что не собираюсь впадать в щенячий восторг, – в голосе Барона звучали нотки сомнения. – Вот когда мента понесут ногами вперед, тогда и скажем – аминь. А пока… Что еще накопала эта телка?
– Да… В общем, хорошо получилось, что опера уделали. Оказывается, он сегодня собирался ехать в Кузнецовку. Там же живет сеструха Сашки Сольцовой… Ну, которую я напоил «коктейлем». Вот, и у нее сейчас Сашкин пацан, которого она родила от Хухи. Ну, я вам об этом уже говорил. Так та буренка вот чего удумала: хочет подать на генетическую экспертизу, чтобы пацана включили в число наследников. О как! И хотела что-то вроде бы очень важное рассказать оперу. Мол, никому другому она не доверяет, даже ментам, а только этому Петрухину. Я так подумал… Может, пугнуть ее слегка? Чтобы и думать забыла об этой самодеятельности?
– Пугнуть?.. – с насмешкой в голосе откликнулся Барон. – Это дело. Но только так, чтобы она больше уже никогда не могла кому-то чего-то вякнуть. Ты меня понял? Сегодня же убрать и бабу, и мальца. Сначала кончить, потом организовать пожар. Чтобы и костей не осталось. Ехать туда только на угнанной машине.
– Что, и пацана тоже? – вмиг растеряв недавнее благодушие, переспросил Ежонов.
– И его. И еще кое-кого. Что-то твоя телка последнее время стала слишком уж часто взбрыкивать. Когда вернетесь из Кузнецовки, займешься ею. Но только тут лучше обойтись без пожара. Эта пусть просто бесследно исчезнет. Пусть мент, если вдруг выживет, думает, что она ударилась в бега. Того дебила завтра убрать. Его поручи своим ребятам. Справятся.
– Ни хрена себе, мочилово! Шеф, а насчет Майки… Может, все-таки не стоит? А?
– Еж, ты что, влюбился? – В голосе Барона зазвучали раздражение и скрытая угроза. – А ты бы должен знать: для тебя любовь – роскошь непозволительная. Влюбленные способны на глупые поступки. А глупость наказуема, сам знаешь почему. Так что не задавай идиотских вопросов и выполняй все, что тебе сказано. О выполнении доложишь. Действуй!..
Полчаса спустя от супермаркета «Тюльпан» неизвестные угнали черный джип какого-то ротозея, который, скорее всего, в спешке даже не поставил свое авто на сигнализацию. План оперативного поиска угнанной машины и ее перехвата оказался безуспешным. Впрочем, это и неудивительно. Второстепенными переулками угонщики вывели джип за город и до нужного момента припарковали в лесополосе.
…Ждать операм пришлось несколько часов. «Гостей» все не было и не было. Лишь уже ближе к полуночи ко двору, тихо урча мотором, подкатила черная машина с выключенными фарами. Из кабины вышли двое и быстро шмыгнули во двор. Один из визитеров тихо, почти шепотом пробурчал:
– Хорошо, собаки нет, а то бы уже вся деревня слышала!
– Стучать будем? – также тихо поинтересовался другой.
– А на хрена? Тут всего лишь крючок, открыть его – раз плюнуть. Одно слово – деревня…
Сунув нож в щель у притолоки, он осторожно снял крючок с петельки и без скрипа открыл дверь. Бандиты вошли в сени и даже не заметили, как из-за угла к крыльцу следом за ними бесшумно скользнула чья-то тень. А еще кто-то в палисаднике зачем-то дернул нитку, свисающую из форточки, и, незаметно выбравшись на улицу, обогнул машину сзади. Уже не таясь, шаткой походкой выпивохи Михаил подошел к машине.
– Эй, кто т-там сид-дит… А?.. – стукнув по кабине кулаком, пьяно заговорил он. – Вы ч-чё, к моей Ни-нинке приперли? А ну, вылазь, козел, ща с тобою буду разб-бираться…
Дверца машины открылась, и донельзя разъяренный водила бандитов выпрыгнул из кабины. Замахнувшись кулаком, на котором плотно сидел увесистый кастет, внезапно он сам получил мощный удар в сплетение, из-за чего, тихо охнув, пригнулся чуть ли не к самой земле. В тот же миг другой удар по почкам окончательно вывел его из строя. Михаил подтащил бандита, лежащего, как манекен, к электрическому столбу и, обведя его руки вокруг железобетонного основания, застегнул на них наручники. После этого забил ему рот кляпом и поспешил к дому.
Тихо войдя в прихожую, бандиты сняли обувь и бесшумно двинулись в горницу, откуда доносился громкий храп. Следом за ними, тоже разувшись, только еще на крыльце, проследовал и Борис. Он осторожно выглянул из-за шторы. Бандиты стояли буквально перед ним и обменивались какими-то знаками. Судя по всему, они решали, кто кого будет убивать. Тот, что открывал дверь сеней (видимо, главарь), властно указал напарнику на укрывшегося с головой ребенка, лежащего на кровати в углу. Сам же, достав пистолет с глушителем, прицелился в женщину, спящую на диване спиной к двери. Ее можно было отличить по платку, повязанному на голове.
В комнате слитно прозвучали приглушенные выстрелы, словно разом лопнуло несколько воздушных шариков.
– Кажется, все… – вполголоса объявил главарь, однако его заглушил храп как ни в чем не бывало спящей женщины.
– Что за черт?! – Бандиты ошарашенно переглянулись.
– У тебя, может, патроны холостые? – недовольно проворчал напарник главаря и, подойдя к дивану вплотную, всадил в затылок, обтянутый платком, несколько пуль подряд.
И тут же, словно в насмешку, в комнате вновь раздался раскатистый храп. Бандит сорвал одеяло, и оба поняли, как жестоко их обманули. Никакой женщины на диване не оказалось – под одеялом лежало всякое тряпье, искусно имитирующее силуэт спящего человека. Там же, на подушке, находился диктофон, откуда и слышался храп.
– Постой, может, она побежала на свиданку? – не веря своим глазам, зло проворчал главарь. – А чтобы пацан не боялся и не хныкал, сделала так, будто она дома. Ну-ка проверь, он на месте?
Его напарник, тихо матерясь, подошел к кровати мальчика и сбросил одеяло.
– Тут тоже тряпки! – разразился он самой отборной бранью. – Киданули нас как пацанов! Что все это значит…твою мать?
В тот же миг в комнате вспыхнул свет, и бандиты, ошалело оглянувшись, увидели нацеленные на них стволы автоматов. Все четверо тут же узнали друг друга. Петрухин, с нескрываемой насмешкой глядя на Ежонова, громко объявил:
– Улыбайтесь – вас снимает скрытая камера! Оружие на пол! Лечь лицом вниз, руки и ноги раскинуть. А теперь, ребятки, вы и сами поедете в камеру, но только уже тюремную. Самое вам там и место!
Вадим, глядя на живого и здорового опера, которого вроде бы вчера подрезали и он, считай, уже был при смерти, не знал, верить ли своим глазам.
– Я требую адвоката! Это провокация! Это ментовская подстава! – неохотно ложась на пол, неожиданно заговорил он на повышенных тонах.
– Адвоката? Надеешься выкрутиться? Зря… Отмазаться не удастся, – завернув ему руки за спину и защелкнув на запястьях наручники, олимпийски спокойно пояснил Борис. – Сейчас сюда уже едет опергруппа. Из мебели и стен дома будут извлечены пули, выпущенные из этого оружия, на котором ваши отпечатки пальцев. Кроме того, на этих фуфайках и одеялах, которые вы приняли за людей, тоже пробоины от пуль. Ребята, вам не права качать надо, а думать, как будете мотать пожизненный срок. Ясно?
Ответом ему было лишь угрюмое молчание.
– Борис Витальевич, а может, их передать в руки граждан, чьих родственников они уже убили и еще собирались убить? – без тени улыбки вдруг предложил лейтенант. – Пусть, так сказать, свершится суд народа. Веревки, я так думаю, в деревне еще не перевелись, вилы и топоры имеются…
– Ты это что – всерьез?! – разом позеленел подручный Ежонова. – Не имеете права!
Лейтенант лишь рассмеялся и подтолкнул его в спину – мол, иди, иди, слизняк! Выходя из дома, Ежонов с испепеляющей ненавистью покосился в сторону Петрухина. Он ненавидел всех и вся, поскольку понимал, что упоминание о пожизненном заключении в первую очередь относится к нему.