Волчья тень
Шрифт:
– Держи, – сказала она Венди, вручив ей красную гальку.
Венди робко приняла подарок. Она понятия не имела, чего ждет, но ждала. Вспышки света. Мгновенного перехода в страну снов. Однако камешек спокойно лежал у нее на ладони, поблескивая на солнце.
– Подойдешь к любой двери, – разъяснил Коди, – возьмешь его в руку и вспомнишь тот каньон. Тогда за дверью он и окажется.
– За любой дверью?
Коди дернул плечом:
– За любой, в какую ты можешь пройти, милочка. Простейшая магия – ни науки, ни искусства не требует.
– Я… спасибо, –
– На здоровье, дорогуша. Рад поделиться, хотя, по правде сказать, тот каньон и так уже был твоим, никуда не денешься.
«Вот именно, никуда не денешься», – подумалось Венди.
– Так ты уж о нем позаботься, – попросил Коди.
Венди кивнула:
– Непременно.
– Может, мы как-нибудь заглянем к тебе в гости, – улыбнулась Маргарет.
И оба с улыбкой тронулись дальше по улице. Венди смотрела им в спины, пока они не затерялись в толпе, потом перевела взгляд на красный камешек у себя на ладони.
Ей вдруг почудилось, что, пока они разговаривали, мир под ногами незаметно сместился. Она обвела взглядом дворик ресторана. Входная дверь?
Нет, решила она, слишком заметно. Народ переполошится, увидев, как она исчезла, перешагнув порог.
Венди встала и направилась к женскому туалету. Удостоверилась, что там никого нет, перевела дыхание и, крепко зажав в кулаке камешек из каньона, шагнула к двери кабинки. Распахнула дверь и остановилась на полушаге.
– Ух ты-ы!..
По сторонам и за спиной сиял кафельными стенками женский туалет «Рыжего льва». А впереди, за дверью, громоздились красные скалы, поднимались из соснового леска каменные шаманы, и над всем этим раскинулось невероятное, необозримое небо.
Растерянно хихикнув, Венди шагнула назад, и видение исчезло. Но она знала, что могла бы шагнуть в него. Она чувствовала на лице горячий ветер, несущий запахи красной пыли и смолы.
«Ох, вот расскажу Софи и Джилли!» – думала она, возвращаясь за столик. Красный камешек был надежно спрятан в самом глубоком кармане.
Октябрь
Джорди зашел ко мне сразу, как приехал. Закинул вещи к Кристи и, не задерживаясь, отправился в особняк профессора. Переехав с Таней в Лос-Анджелес, он остался без жилья, так что я ему сказала, что он может поселиться у меня в студии, пока она мне снова не понадобится. Ни он, ни я не высказали вслух мысли, что это может означать – навсегда.
Джорди держался отлично. Братья Риделлы всегда с трудом переносили присутствие больных. Кристи, например, всего пару раз заглянул ко мне в реабилитацию, хотя его Саския заходила не реже раза в неделю.
Наверняка и Джорди поначалу было неуютно при виде моего кресла-каталки. А может быть, я к нему несправедлива. Может, вид Сломанной Девочки тут ни при чем, а все дело в том, что я теперь с Дэниелем. Он очень старался показать, как рад за меня, но я взглянула на него глазами Софи и Венди и увидела то, что они так долго старались мне втолковать: ему плохо, и не из-за разрыва с Таней, а оттого, что он потерял меня.
Как подумаю, сколько лет мы могли быть не просто друзьями, так плакать хочется. Но я постаралась и виду не показать, что знаю, каково ему, что мы упустили свой шанс. Потому что все равно это Джорди, мой лучший друг. И я не хочу его терять.
– Ну, Джорди, дружище, – говорю я ему, – чем собираешься заняться?
Он пожимает плечами:
– Не знаю… Всем понемножку, как обычно. Пока погода держится, поиграю на улице, потом попробую найти зал, может, соберу новую группу.
– Мы скучали без твоей музыки, – говорю я, – и без тебя.
– И я скучал.
– Но тебе надо было попытаться. А вдруг получилось бы?
Он кивает:
– Только странновато видеть, как газеты выставляют твои неудачи всем напоказ. Я еще уехать не успел, а уже появилась статейка про Таниного нового парня – представляешь, даже с фотографиями!
– Ты же знаешь эти бульварные газетенки, – утешаю я. – Они любят из всего раздувать скандал.
– Засняли, как они обнимаются в ресторанчике.
– Гадость.
– Это ты мне говоришь?
Бывало, мы могли с ним часами сидеть молча. Случалось, болтали до хрипоты. А сегодня слов не найти, и молчание становится неловким. Беда.
– Странное дело, – говорит вдруг Джорди и поднимает на меня глаза. – С того дня, как ты попала в больницу, мне все кажется, что я виноват. Что, если бы я не уехал, ничего бы и не случилось. Знаю, – продолжает он, не дав мне возразить, – можешь не говорить. Знаю, что это глупо. И все равно чувствую себя виноватым.
Я долго смотрю на него. Дело в том, что я понимаю, к чему он ведет. Не говорю, будто это верно, будто это правда. Но мне это чувство хорошо знакомо.
И тут мне приходит в голову ужасная мысль.
– Вы с Таней не по этой ли причине…
– Нет, нет, – перебивает меня Джорди, – с Таней мы просто живем в разных мирах. Сколько можно было этого не замечать? Если б Таня не заглянула в мой мир из любопытства, не думаю, что мы вообще сошлись бы.
– Но вы ведь любили друг друга.
– Наверно, и сейчас любим. Но мы друг другу не подходим – вот в чем дело. Поверь, мы проговорили много долгих ночей напролет. Все обсудили.
– Очень жаль, – говорю я ему. И мне правда жаль. Я не притворяюсь.
– Да, и мне тоже, – бормочет он, потом откидывается на спинку дивана и вздыхает: – Я там чувствовал себя… не на месте. Думал, стоит вернуться домой и все будет в порядке. А вышло не так. Все изменилось. Ты и я…
– Но мы по-прежнему лучшие друзья.
Он долго молчит. Потом садится прямо и смотрит на меня: на губах улыбка, а глаза грустные.
– Друзья, да? – повторяет он.
– Да, сколько бы глупостей ты ни делал, – говорю я. – И может, когда ты глупишь, особенно, потому что тогда рядом с тобой я чувствую себя такой умницей.