Волчья тень
Шрифт:
Я смотрю вперед. Дорога перед нами ныряет в лощину, а дальше снова начинает карабкаться вверх. Лес здесь ближе, и поле поросло деревцами – передовым отрядом наступающей с каждым годом чащи. Я догадываюсь, что мы миновали старые пастбища и пересекли границу резервации. Несколько лет назад индейцы открыли кампанию против фермеров, пасущих скот на их землях, и теперь на южных границах резервации повсюду видишь зарастающие поля.
– Как ты думаешь, еще далеко? – спрашивает Джорди.
– Докуда? – отзываюсь я. – До Тисона?
Он улыбается:
– Понятное дело. Хотя меня больше интересует ресторан, где можно перехватить что-нибудь. А потом хорошо бы найти мотель. Мы не так снаряжены, чтобы ночевать под открытым небом.
Я знаю, что он вырос в сельской местности, но сейчас рассуждает как горожанин, и я говорю ему об этом.
– Да понимаю я, что, если надо будет, перетерпим, – начинает он, – но я предпочитаю спать в постели, а не на травке и есть в ресторане, а не выкапывать съедобные коренья и… – Он обрывает фразу.
Я оглядываюсь, не понимая, что его отвлекло, и замечаю клубы пыли на следующем холме. Прищурившись, различаю в пыли красный грузовичок-пикап. Джорди тоже присматривается.
– Слушай, может, они нас подкинут, – говорит он. – Правда, едут не в ту сторону, но если будут возвращаться той же дорогой, можно…
Но я уже схватила его за руку и тащу к кювету. Несколько шагов он проходит не сопротивляясь, но потом останавливается.
– Джилли… – начинает он, но я перебиваю его:
– Идем! – Я дергаю его за руку. – Не надо, чтоб нас видели на дороге, пока мы не разберемся, кто это.
Я не знаю, успели нас заметить из пикапа или нет, знаю только, что не хочу подпускать их близко. Джорди не бывал в этих местах, но я-то здесь выросла. И слышала достаточно. Парням вроде моего старшего братца нет лучшей забавы, чем кататься по краю резервации, высматривая одинокого индейца. А если не попадется индеец, можно поиздеваться и над парочкой хиппи.
Конечно, не исключено, что в том пикапе едет старый фермер или индеец, свернувший на проселок, чтобы сократить дорогу. Но с тем же успехом он может оказаться набит «белой швалью», которой вздумается позабавиться с нами на свой манер. Волосатика вроде Джорди просто поколотят. Меня… меня, пожалуй, бить не будут. Во всяком случае, не сразу. В первую очередь у них на уме будет другое.
Я могу и ошибаться. Бывало, ошибалась. Но я не так доверчива, как кажется моим знакомым. Правда, я вижу в людях лучшее, но это не значит, что жду от всех только хорошего.
– Надо уходить, – настаиваю я и тяну его за руку с такой силой, что он вынужден сделать несколько шагов, чтобы не упасть.
Я слышу, как мотор пикапа набирает обороты. Может, просто на подъеме, но скорее они заметили нас.
– Бежим! – кричу я Джорди.
Я скатываюсь в канаву и вылетаю на другую сторону. Перебрасываю рюкзачок через изгородь и протискиваюсь между рядами колючей проволоки. Джорди еще мгновение медлит в недоумении, но, почувствовав, что я не шучу, подчиняется. Я перенимаю у него скрипку и приподнимаю проволоку, помогая ему пролезть.
– Теперь не охотничий сезон, – говорю я, – так что крупнокалиберных охотничьих винтовок у них с собой не должно быть. Но и от пульки двадцать второго калибра можно умереть.
Джорди ошарашенно смотрит на меня:
– Да брось!
– Потом поговорим, ладно?
– Но…
Я не слушаю его, бегу через поле, огибая кусты. Оглянувшись через плечо, вижу, что он бежит за мной. И еще вижу, как грузовичок резко тормозит. Колеса взметают тучу пыли, но сквозь пыль я различаю жесткое молодое лицо водителя, глядящее на нас в боковое стекло. Приходится отвести взгляд, чтобы не споткнуться, но я то и дело оглядываюсь. Джорди быстро нагоняет меня. Еще раз оглянувшись, я вижу человека, стоящего перед капотом пикапа, и блеск металла.
– Начинай вилять на бегу, – кричу я Джорди.
– Что?
Но он уже слышит треск выстрела. Что-то со свистом пролетает мимо нас, далеко справа. Теперь и Джорди понял, что это всерьез. Он едва не обгоняет меня.
– Не… жди… меня… – выговариваю я между вдохами.
Роняю одеяло, но не останавливаюсь, чтобы подобрать. Еще выстрел, снова мимо. На этот раз левее.
Не думаю, чтобы они в самом деле пытались нас подстрелить. Просто шуточки, пугают парочку хиппи. И все-таки мне действительно страшно. Может, они не целятся, но это не значит, что не попадут. И не значит, что они не вздумают тоже перебраться через колючую изгородь, чтобы малость поохотиться. А если нас догонят…
Мои друзья упрекают меня за то, что я слишком бесстрашная, – из-за моих ночных прогулок и потому, что я не пасую перед наглецами, – но они ошибаются. В таких случаях мне страшно не меньше, чем всякому другому. Разница только в том, что я больше не позволяю страху парализовать меня. Я уже побывала на дне, спасибо моему братцу, спасибо моему дружку-сутенеру Робу, спасибо клиентам с их жестокими и грязными забавами и уличным подонкам – всем любителям испробовать силу на том, кто послабее.
Теперь я умею не отступать перед ними, встречать лицом к лицу, потому что… ну что они мне сделают, чего еще не сделали? Убить могут, но смерти я не боюсь. В моей жизни были времена, когда смерть казалась светлым обетованием.
Да, теперь я не отступаю перед ними, ни перед кем, потому что это было бы началом долгого спуска на дно, а я никогда туда не вернусь. Приступы паники мешают мне общаться только с нормальными людьми, и причина их – стыд за то, кем и чем я когда-то была. С этим мне не совладать, как бы я ни старалась.
Думаю, больше всего меня пугает мысль, что все могло сложиться иначе. Если бы Лу не наткнулся на меня. Если бы Анжела не уговорила меня принять участие в ее программе. Если бы профессор не стал моим спонсором. Если бы Венди не вытащила меня из толпы первокурсников и не помогла пройти регистрацию. Если бы Софи не пришла мне на помощь в первый день.
Я сама выбрала, кем хочу стать, но я бы не справилась без помощи таких людей, как они.
Когда Лу меня нашел, я уже даже забыла, что существует выбор. Но мне повезло. Мне помогли выбраться из темноты. И я решила не возвращаться туда. Это мой выбор. Он привел к другим выборам в моей жизни. Не пятиться. Помогать всем, кому сумею. Отыскивать красоту в самых невероятных местах и показывать ее миру. Вот почему я рисую то, что рисую. Вот почему работаю добровольцем, сколько могу. Вот почему ищу в людях хорошее.