Волчья тень
Шрифт:
– А ты сможешь заснуть? – спросила Софи. – Я имею в виду, вот так?
– Последнее время у меня это лучше всего получается, – отозвалась Джилли.
Софи хотела поспорить, но передумала и просто закрыла глаза. Она вслушивалась в дыхание Джилли и старалась дышать в такт. Спустя мгновение комната вокруг нее растаяла.
Однажды давным-давно…
Наверно, я все-таки не ожидала, что у нас получится. После стольких недель тщетных поисков Софи попытка заснуть вместе казалась – как бы это
– Получилось! – распеваю я. – Полу-лу-полу-лу-получи лося!
Пытаюсь отбить чечетку, но тапочки тонут во мху, и стука не слышно. Ну и пусть. Все равно я не умею танцевать степ. Так что я просто кружусь, как кружилась маленькой девочкой, пока в моей жизни еще не было ничего ужасного, широко раскинув руки и запрокинув голову.
И тут до меня доходит, что Софи так и лежит на земле. И, взглянув на нее, я вижу, что она плачет. Я падаю на колени рядом с ней.
– Что с тобой, Соф? Нам бы полагалось радоваться.
– Просто… ты снова – ты…
Я не сразу понимаю, о чем она говорит. Она садится и трогает пальцами мою щеку. И тогда я догадываюсь. Я так привыкла становиться собой в стране снов, что больше не задумываюсь об этом. Но для Софи, которая последнее время имела дело только со Сломанной Девочкой, это потрясение.
– Ты посмотри на себя, – говорит она. – Точно такая, как в университете, когда мы познакомились.
Я улыбаюсь:
– Когда мы были задаваками-студентками и всё знали.
– Ты никогда не была задавакой.
– Да и ты тоже.
Помнится, Джо как-то говорил мне, что когда снишься себе в стране снов, то становишься такой, какой себя представляешь, какой себя видишь, – и не обязательно такой, какой ты выглядишь в Мире Как Он Есть. Но до сих пор я об этом не задумывалась. Неудивительно, что Тоби за мной ухлестывал, пока я его не разочаровала: он ведь считал меня беззаботной двадцатилетней девчонкой. Да я такая и есть, когда попадаю сюда.
Многие говорят, что в душе чувствуют себя подростками, – сколько бы лет им ни было и какую бы взрослую и ответственную жизнь они ни вели. Но мои подростковые годы заперты в ящичке для дурных воспоминаний вместе с детством, так что ничего удивительного, если я представляю себя вечной студенткой. Тогда я впервые почувствовала, что могу быть кем-то. Собой. Действовать, а не сопротивляться или подчиняться.
Софи тоже выглядит моложе – еще моложе меня. Ей лет восемнадцать, самое большее девятнадцать.
– Ты хоть раз здесь смотрелась в зеркало? – спрашиваю я.
Она улыбается и кивает. Глаза все еще блестят. «Забудь о Сломанной Девочке, – хочется сказать мне. – Пока мы здесь, она ничего не значит». Но говорить теперь незачем. Она уже справилась сама. Наверно, ей нетрудно переключиться на меня такую, с какой она знакома много лет, а не несколько недель, как со Сломанной Девочкой. Хотя она никогда не отводит взгляда, навещая меня.
– Здорово, да? – говорит она. – Если бы загнать этот восторг в бутылку и прихватить с собой, мы бы озолотились.
– Не представляю, как я выгляжу, – вздыхаю я, проводя рукой по волосам. Еще в первый раз попав сюда, я заметила, что здесь у меня длинные волосы, а не щетина, отрастающая на голове Сломанной Девочки. Но потом я не думала об этом.
– Хорошо бы зеркало, – говорю я.
– Замечательно выглядишь, – уверяет меня Софи.
Я вытягиваю вперед руку с растопыренными пальцами. Много недель я не держала в руках кисти, но вся рука в пятнышках краски.
– И в волосах тоже, – сообщает Софи, – как всегда. Должно быть, просто, – она ехидно усмехается, – один из твоих талантов.
– Зато дешевле, чем лак для ногтей!
– И намного колоритнее.
Я смеюсь вместе с ней.
– Обязательно надо захватить сюда и Венди, – говорю я.
Софи кивает:
– Где бы это «здесь» ни было.
Мы встаем и оглядываемся вокруг. Совершенно незнакомое место. Немного напоминает Большой лес, но кажется старше, хотя деревья и не такие громадные. И подлеска больше, а света меньше – сумерки переходят в ночь; воздух пропитан тайной лесных дебрей. Здесь так тихо, что мне слышно наше дыхание, и я начинаю раскаиваться, что поначалу подняла столько шума. Джо не устает повторять, что в стране снов много опасных мест. На первый взгляд это место не кажется особенно опасным. Будто находишься в одном из дальних и древних уголков тайны, где все наполнено звуками. И все же в воздухе висит угроза, и мои танцы с песнями могли привлечь внимание не слишком приятных существ.
– Ты не знаешь, где это мы? – спрашиваю я у Софи.
Она качает головой – не совсем тот ответ, на какой я надеялась.
– Не припомню такого места, – добавляет она. – Наверно, нам прежде, чем заснуть, надо было решить, куда хотим попасть.
Я сама не понимаю, почему мне вдруг стало неспокойно. Сколько раз переходила границу – ничего подобного не испытывала. Но здесь явно что-то не так.
– Может, мы на дальней окраине Большого леса, – говорю я. – Здесь все такое, знаешь… волшебное. Древнее.
– Немножко похоже на сказочный мир, где я впервые встретилась с Джэком, – говорит Софи.
Ее замечание меня не успокаивает. Кроме Джэка, в сказочном мире полным-полно злых духов, дремучих лесов и чудовищ, не говоря уж о непредсказуемой матушке Погоде с ее подружкой – избушкой Бабы-яги, гуляющей на курьих ножках. Если верить рассказам Софи, матушка Погода с равным успехом может тебе помочь или превратить в жабу. По настроению.
– Но ты ведь не думаешь, что мы попали в сказку? – спрашиваю я.
– Не знаю, – отзывается Софи, – но ты не слишком беспокойся. Вспомни, сколько раз ты мне повторяла, как тебе хочется побывать в сказке. А сказочный мир сплошь из сказок и состоит.
Я не сразу соображаю, что она дразнится.
Теперь мне вспоминаются рассуждения профессора о том, как сказки помогают людям преодолеть свои страхи. К которым, надо полагать, относятся и те ящички дурных воспоминаний, которые я храню у себя в голове, как на полутемном чердаке. Может быть, не так уж плохо очутиться в сказочном мире. Может, мне только и нужно пересказать себя, и не в чужой сказке, а в своей собственной.