Вольф Мессинг. Взгляд сквозь время

Из дома Вольф Мессинг сбежал в одиннадцать лет. Точнее, сбежал из иешивы, еврейской семинарии, куда его отправили после окончания начальной школы – хедера [1] . На этом настоял местный раввин, чем очень порадовал отца, уверовавшего, что сыну, возможно, повезет, и он сумеет выкарабкаться из нищеты. То же напророчил и любимый Мессингом Шолом-Алейхем, в начале века посетивший наше местечко-штетеле. Вольфа представили ему как самого способного ученика в хедере. Он потрепал его по щеке и пообещал великое будущее.

Мальчик со своей стороны наотрез отказался поступать в иешиву. Ему хватило и хедера. Сначала отец пытался убедить Вольфа, потом его мать, но он стоял на своем, и от него отступились. Как оказалось, ненадолго. Вольфу в ту пору было девять лет, мама вздохнула: повзрослеет – поумнеет, однако отец рассудил иначе.

Это было поздней осенью, ближе к вечеру, в сумерках. Отец послал сына в лавку за папиросами, и возвращался он уже в полной темноте.

Подойдя к дому, мальчик только коснулся ногой первой ступеньки, как что-то огромное, светлое заполнило крыльцо. Вольф замер от ужаса и только спустя несколько мгновений различил, что крыльцо заполнила громадная, напоминающая человека фигура в белом одеянии.

Фигура торжественно вскинула руки к небу, и он услышал волнующий низкий голос, укоряющий Вольфа за пренебрежение волей Создателя:

– Сын мой! Свыше я послан… предречь будущее твое во служение Богу. Не пренебрегай волей Господа, ступай в иешиву! Будет угодна Богу твоя молитва…

Вольф онемел. Мальчишка он был нервный, мечтательный, что называется, себе на уме, и тут вдруг такое чудо.

Он потерял сознание.

Пришел в себя уже в комнате. Отец и мать нараспев, громко читали молитву. Лица у них были встревоженные. Как только Вольф очнулся, родители успокоились. Мать отошла в сторону, там села на табуретку, сложила руки на коленях. Сын рассказал, что только что на крыльце дома повстречал ангела.

Отец спросил:

– Что же он тебе посоветовал?

– Он потребовал, чтобы я не пренебрегал волей Создателя.

Отец, внушительно кашлянув, произнес:

– Так хочет Бог… Ну, пойдешь в иешиву?

Мать промолчала.

Потрясенный происшедшим, мальчик не имел сил сопротивляться и вынужден был сдаться.

Иешива находилась в маленьком провинциальном городке, отличавшимся вылизанной чистотой и непререкаемой размеренностью жизни. Мощеные улочки, редкие прохожие, не обращавшие внимания на хилого мальчишку в длиннополом одеянии с экзотической шапочкой на голове.

Распорядок дня в иешиве был вполне тюремный. Запрещалось смеяться, громко разговаривать, драться с местными мальчишками, показывать язык девчонкам, презрительно фыркавшим при виде похожих на чучело учеников иешивы. Это случалось в редкие минуты свободы, когда каждый из семинаристов в перерыве между занятиями отправлялся на обед в тот дом, который был назначен на сегодня. Ученики по очереди обходили дома местных евреев. Этих глотков свободы было так мало, а увидеть хотелось там много: например, реку и дирижабль, однажды приземлившийся за рекой. Городские мальчишки гурьбой бросились туда, а Вольфу только в прогале улочки посчастливилось увидеть поблескивающий бок летательного аппарата.

По ночам он горько плакал, а утром, умывшись ледяной водой, опять начинал заучивать наизусть страницы Талмуда [2] .

Однажды в молитвенном доме Вольф встретил странника, чья фигура показалась ему знакомой. Это был верзила, отличавшийся огромным ростом и атлетическим телосложением. Широкое лицо, окладистая белая борода… Он не мог отделаться от мысли, что где-то уже видел его. Вразумил его голос бродяги: это был голос ангела, объявившего волю Бога. Этот громыхающий басок, потребовавший отправиться в иешиву, ни с чем не спутаешь. Потрясения хватило на всю ночь и еще на несколько дней – неужели отец просто-напросто сговорился с этим проходимцем?

Бродяга превосходно сыграл свою роль, только финал ему не удался. Приметив, что Вольф не сводит с него глаз, перед уходом он погладил мальчика по голове и признался, что отец подрядил его за несколько грошей указать верный путь в жизни. Это признание не стало для Вольфа новостью, он только поинтересовался: как же Божий суд? Незнакомец махнул рукой и неожиданно хитровато подмигнул – жить-то надо! Эту плутоватую гримасу Мессинг запомнил на всю жизнь, она все решила. Ему не было дела до этого проходимца. Он не мог взять в толк: как его всегда справедливый отец пошел на обман? Кому же верить?! Тогда ложь все, что Вольф знает, чему его учат? Может быть, Бог тоже лжет?! Может быть, его и вовсе нет?

Нет Бога?

Нет Бога!

…Вольфу Мессингу нечего было делать в иешиве. Той же ночью он обрезал ножницами длинные полы своей одежды и, повторяя про себя молитву всех обманутых и оскорбленных: «Вот вам за это!» – сломал кружку, в которую верующие опускали свои трудовые пфенниги «на Палестину». Содержимое – восемнадцать грошей – он пересыпал в карман и помчался на ближайшую железнодорожную станцию. С этим «капиталом», опустошенной душой и негодующим сердцем мальчик отправился на встречу с неизвестностью.

Нестерпимо хотелось есть, и по пути Вольф добавил грехов: накопал на чужом поле картошку, испек ее в золе, слопал всю и, повеселев, двинулся дальше, на зов паровозного гудка. С тех пор лучшей музыкой для него является паровозный гудок, а лучшим блюдом – пахнущий дымом печеный картофель с привкусом солоноватой золы.

Маршрут указала судьба. Вагон, в котором Вольф спрятался на станции, отправлялся в Берлин, но об этом он узнал уже по прибытии, схваченный на берлинском вокзале попутчиком, назвавшимся Вилли. Было ему в ту пору лет тринадцать. Он был постарше Мессинга и крупнее. Может, поэтому понадеялся на силу. Зажав Вольфа в укромном уголке, он потребовал признаться, каким образом тот устроил этот фокус с билетом и зачем явился в Берлин.

Вольф лепетал что-то насчет испуга.

Действительно, когда в вагон зашел контролер он, безбилетник, до смерти перепугался и спрятался под лавку. Сидевший поодаль и до той поры надменно поглядывавший мальчишка с интересом следил, чем окончится это противостояние с законом.

Когда контролер, согнувшись, предложил предъявить проездной документ, Вольф, оказавшись в состоянии, близком к обмороку, сунул ему подобранный с пола обрывок газеты. Обрывок был немалого размера – это последнее, что он успел отметить до того, как обмер от страха. Затем, вероятно, со страху провалился в нечто, напоминающее сон. Другими словами, Вольф увидел себя в некоей иной перспективе: будто он показывает язык надменному соседу и небрежно протягивает контролеру железнодорожный билет. У него нет не было и тени сомнения, что в руках он держит картонный прямоугольник с готическими буквами в мелких дырочках.