Волга-матушка река. Книга 2. Раздумье
Шрифт:
Аким Морев долго молчал и, только когда машина пересекла по мосту Сухую речку, пронеслась освещенной утренним солнцем, утопающей в зелени улицей городка автомобильного завода и уже приближалась к домику Николая Кораблева, сказал:
— Да, Елена Петровна… Ну, до свидания, Николай Степанович.
— Нет! Что вы? — торопливо и даже как-то перепуганно запротестовал тот. — Да разве я так могу? Сунул руку и поехал! Позавтракаем. С Татьяной Яковлевной поговорим. Не об этом, конечно. Что вы! — Но глаза его утверждали: «Именно об этом с ней надо поговорить: умеет она врачевать подобные раны».
Акиму Мореву было невыносимо тоскливо и тянуло
Татьяна Половцева работала наверху, в мастерской, когда Николай Кораблев и Аким Морев, раздевшись в прихожей, вошли в столовую, где их встретил лобастый паренек, сын Николая Кораблева, тоже Николай, и очень похожий на отца.
— Аким Петрович, — стараясь подражать отцу и так же, как отец, косо протягивая руку, заговорил Коля басом, но к концу сбился на тоненький голосок. — Ждал я вас, Аким Петрович… и терпение лопнуло.
Аким Морев промолчал, ожидая, что еще скажет Коля, а тот вопросительно смотрел на него карими глазами, по-детски ясно блестевшими.
— Почему ты ждал Акима Петровича? — вмешался Николай Степанович, нависая над сыном.
— Отбили вы у нас папу, — серьезно, по-взрослому сказал Коля, безнадежно разводя руками. — И не знаем, что делать.
Аким Морев удивленно пожал плечами, а Николай Кораблев захохотал:
— Ух ты, какой! Сразу с упреком. Ну, иди к себе, а мы тут позавтракаем. Иди, иди, малышка, — легонько подталкивая сына в другую комнату, говорил Николай Кораблев, подмигивая Акиму Мореву. А когда Коля скрылся, добавил: — Татьяна Яковлевна на днях за завтраком сказала в шутку: «Отбил тебя у нас Аким Петрович». Заседаем ведь по целым ночам. Ну вот Коля и подхватил. Идите умывайтесь, Аким Петрович. А я позову Татьяну Яковлевну.
Вытирая лицо и руки полотенцем, Аким Морев слышал, как Николай Кораблев говорил:
— Понимаешь, Танюша, какое дело… А мужик он хороший.
Выйдя из ванной, Аким Морев поздоровался с Татьяной, мельком отметив, как она похорошела; стала тоненькая, как девушка, что, казалось, сделало ее выше ростом, но глаза все те же — серые, обрамленные густыми ресницами, и, главное, та же улыбка, располагающая к откровенности.
— Работаете, Татьяна Яковлевна? — спросил он.
— Да. — И Татьяна залилась звонким веселым смехом. — Забралась в такое… и… и не знаю, как выкарабкаться: человек я даже вот на столечко не военный. — Она показала кончик мизинца. — А пишу на военную тему. Садитесь, Аким Петрович. Я сейчас подам третий прибор, и будем завтракать. А то ведь изголодались мои работнички, — говорила она, все так же смеясь и посматривая то на мужа, то на Акима Морева. — Работнички! Ой, работнички! — И с этими словами скрылась на кухне.
На душе у Акима Морева личного накопилось так много, что теперь, за столом, это личное вдруг прорвалось, как иногда прорывается подземный источник. И он подробно рассказал о том, как впервые встретился с Еленой, как у них складывались отношения, как провели ночь у стога и почему потом не смог выехать к Елене. Рассказал он и о последнем телефонном разговоре, уже краснея.
Выслушав его, Татьяна задумчиво произнесла:
— Ужасно. У нее беда, а человек, самый близкий… и поверил в клевету, — и вскинула глаза на Акима Морева. — Я верю, она вас любит, и любит бескорыстно, иначе давным-давно вселилась бы в вашу пустующую квартиру. — И снова опустила глаза. — Поезжайте к ней сегодня же, непременно.
Аким Морев тут же вообразил себя в машине, которая напрямую, по
— Не могу: сегодня на бюро обкома положено разрешить вопрос о строительстве жилищ для рабочих гидроузла. А кроме того, Татьяна Яковлевна, у нас в городе, особенно в деревне, такое идет, что я должен все время быть в обкоме — у «большого стола», как сказала Елена Петровна. И еще: приеду — увидят злыдни и пустят новую клевету. У меня и враги есть!
Николай Кораблев улыбнулся только губами.
— Я слышал восточную сказку. Скучно стало человеку, и обратился он к богу: «Боженька, мне скучно». Бог подумал и дал ему жену. Прожил человек с женой медовый месяц, потом еще два-три и опять взмолился: «Боженька, мне скучно». Подумал бог и говорит: «Что ж мне с тобой делать? Вот что: дам я тебе кучу денег. Торгуй». Живет человек, торгует, наслаждается… Но прошло какое-то время — и опять взмолился: «Боженька, мне скучно». — «Так что же тебе еще надо?» — уже рассердясь, спросил бог. «Дай мне врагов», — попросил человек. «Э, нет. Врагов даю только даровитым людям, а ты бездарь», — ответил бог. Понятно, Аким Петрович, у каких людей бывают враги? Так что вы на болтовню злыдней не обращайте внимания. Хотите, мы вынесем негласно решение бюро обкома, разрешающее вам поездку к Елене Петровне?
— Ну, что вы, Николай Степанович: негласное обязательно станет гласным. И я прошу вас: никому ни звука о нашем разговоре. Ведь я доверился вам. А вообще-то, думаю, семейная жизнь у меня не сложится, — категорически заявил Аким Морев, но, услыхав, как громко и заразительно расхохоталась Татьяна, рассмеялся и сам.
Вечером было созвано экстренное заседание бюро обкома, на которое прибыли Пухов, Опарин, Сухожилин, редактор газеты Рыжов, Николай Кораблев, Ларин и приглашенные гости: Вася Журавлев, главный архитектор города Роман Романович Здешний. Тот самый Здешний, по проектам которого построены птицефабрика, животноводческая ферма и городки совхоза Ермолаева. На заседание бюро были приглашены и лучшие каменщики. Эти расположились в сторонке, стесняясь и никак не желая сесть ближе к столу или за стол.
Перед заседанием бюро Аким Морев побаивался, как бы опять не сорвался Ларин. Как бы опять не заговорил, что строит город на левом берегу, и строит на века. Как бы… — и потому первому слово предоставил Ларину, предварительно оговорив важность и срочность вопроса.
Нет. Ларин держит данное слово. Он рассказал о запасе красного камня в Черемшан-горе, о пригодности его для строительства одноэтажных домов, о том, что средства, транспорт имеются.
— Нет рабочих рук, — сказал он, глядя на Васю. — Но вот племя наше золотое, комсомольцы, обещают после смены поработать.
Вася Журавлев поднялся, вспыхнул, как цветущий тюльпан, и, протягивая руки в сторону Акима Морева, произнес:
— Отдаем наши силы на такое дело, товарищ Морев! — и сел, неожиданно и, пожалуй, впервые вызвав аплодисменты на бюро.
Тогда слово взял Аким Морев. Поглядывая то на Ларина, опять-таки боясь спугнуть его, то на Романа Романовича Здешнего, который все тянулся к широченной папке, поставленной на ребро около стула, заговорил:
— У нас с Романом Романовичем возникла мысль, которую, я уверен, поддержит и Николай Николаевич.