Волгины
Шрифт:
Глагольев смущенно ответил:
— Товарищ подполковник, сами посудите, как я мог от вас отстать? Мне казалось, вы подумаете, что я испугался и не поехал с вами…
— А сейчас разве не испугались? — спросил Алексей.
Глагольев пожал плечами.
— Не могу объяснить даже… Не успел… Кажется, испугался.
Бледность отливала от его лица, в глазах отсвечивали те же, что у Алексея, ребячий восторг и самодовольство.
— Чего только не переживешь на войне, — немного погодя задумчиво проговорил
Благополучно добравшись до штаба третьего батальона, Алексей тотчас же приказал вызвать сержанта Завьялова. Он очень скоро явился в штабную землянку. Это был могуче сложенный человек лет тридцати пяти, спокойный, степенный, с приятным умным лицом. Побелевшие от солнца брови его были озабоченно сдвинуты. Повидимому, происшествие в карауле сильно сердило и волновало его. Он почтительно и виновато вытянулся перед Алексеем, очевидно ожидая сурового нагоняя, но вместо этого услышал тихий вопрос:
— Как же это вы, товарищ Завьялов, допустили такую оплошность? Расскажите подробно.
— Товарищ гвардии подполковник, виноват. Понадеялся на земляка, а он подвел, — побагровел Завьялов, и широкий обожженный солнцем лоб его покрылся потом. — Его уже отправили куда надо, земляка-то. Вместе сколько воевали, знал я его с начала войны, а он, вишь, оплошал. А я тоже, как положено, не прошел на пост, пропустил час — не проверил. А ведь пост у боеприпасов. Что и говорить — виноват…
Громадная фигура Завьялова выразила предельное напряжение.
— Вы сядьте, — предложил Алексей.
Но Завьялов продолжал стоять. Уши его стали совсем красными.
— Вы беседовали до этого со своим земляком как коммунист о дисциплине, о бдительности? — спросил Алексей.
— Беседовал, товарищ гвардии подполковник. Да, видно, мало беседовал, надо бы поболе с такими, — сознался Завьялов. — Готов понести самое какое ни есть большое наказание за него и за себя.
— Сознаете свою ответственность как коммунист?
— Сознаю, — твердо ответил Завьялов.
— Как с коммунистом я сейчас и говорю с вами, — подчеркнул Алексей. — Давно в армии?
— С начала войны, товарищ гвардии подполковник.
— Награды имеете?
— Да как же не иметь-то. Три награды имею, товарищ подполковник. Под Сталинградом, сами знаете…
Из беседы с замполитом третьего батальона Алексей все уже знал о Завьялове, но ему хотелось еще раз услышать то же самое от него самого.
— До войны где работали? — все мягче и тише спрашивал Алексей.
— В колхозе имени Чапаева, Вольского района, Саратовской области. Был бригадиром… Медаль имею «За трудовое отличие»…
Алексею все больше нравился этот человек. Спокойный и рассудительный, он держался с достоинством, отвечал на вопросы дельно, неторопливо. Такие люди в колхозах и на производстве всегда занимают видное место. И боевая биография Завьялова в прошлом была безупречной.
«Как хорошо, что я поговорил с ним, и как узнается человек в личной беседе. Случайно все это произошло с ним, без всякого умысла», — думал Алексей.
— Вот видите, товарищ сержант Завьялов, — стараясь придать голосу побольше сухости, заговорил Алексей. — Вы, будучи коммунистом и зная свою обязанность руководить беспартийными товарищами, воспитывать их, сами нарушили устав, не проверили в положенные часы постов. Ваше нарушение вызвало еще одно, более серьезное нарушение. Человек уснул на посту, надеясь, что вы не станете его проверять. И это — вблизи переднего края, когда такой коварный враг перед нами. Оттого что вы не помогли вашему земляку понять все это, он совершил тяжелое преступление. Вы подвели себя и его, даже больше его, чем себя. А ведь ваш земляк мог быть неплохим бойцом Потеряли мы человека, из-за вас потеряли, товарищ Завьялов.
Голос Алексея звучал все суровее.
— Партийное собрание должно сделать из вашего проступка необходимый вывод. Вы должны быть готовы к этому, коммунист Завьялов.
— Я готов, товарищ гвардии подполковник, — решительно ответил Завьялов. — Разрешите идти?
— Идите.
Когда Завьялов ушел, Алексей обратился к присутствовавшему при беседе капитану Глагольеву:
— Как по-вашему, капитан, такого следует наказывать строго?
Глагольев, подумав, ответил:
— Не думаю. Такие, как Завьялов, ошибаются однажды, а если ошибутся, то делают из этого вывод на всю жизнь. Вы только вникните в его биографию, товарищ подполковник. Ни одного пятнышка. Великая честность — в каждом его слове. Ведь это наш, советский характер — обо всем говорить прямо и честно. Нет, такого наказывать строго нельзя. Партийное собрание должно понять это..
— Я тоже так думаю, — ответил Алексей.
…Люди с автоматами и винтовками, пришедшие с переднего края, расселись под кустами на склоне оврага, — солдаты, сержанты, старшины, офицеры.
Солнце уже зашло за крутой холм, под кустами густели предзакатные прохладные тени. Махорочный дым поднимался над головами сидящих людей седыми клубами, еле пробиваясь сквозь листву.
Председателем партийного собрания был майор Соснин. Алексей сидел под деревом на пне, задумчиво-внимательным взглядом окидывая бойцов и не вмешиваясь пока в выступления.
Прения разгорались. Одни требовали для Завьялова строгого выговора, другие — исключения из партии и предания суду военного трибунала. Завьялов, плечистый, краснолицый, с большой бритой головой, сидел под кустом, слушал, не шевелясь, склонив голову. Автомат ППШ в его громадных руках казался игрушечным ружьишком.